Под туникой была черная кружевная маечка и такой же лифчик.
- У тебя очень красивое белье. Я оценил, - сказал я. - А теперь - давай его с глаз долой. Не думай, что и как, просто снимай и все.

С майкой и лифчиком она возилась, наверно, минут пять, и я чуть не лопнул от мурашек, бегающих по мне, как по африканским джунглям, пока она не справилась с бретельками и не осталась совсем голой.
- Ну, вот мы и приняли приличный вид, - сказал я, подходя к ней.
- И... и как вам?... - хрипло спросила она.
- Ну ты и наглый, Бобик! Тебе мало вчерашних комплиментов? - говорил я, кладя руки ей на бедра. - Тебе, значит, надо рассказать про твои божественные ягодицы... про осиную талию, наливные девичьи груди, белые и невинные... про покатые плечики, бархатную спинку...

Я говорил - и щупал ей все это, гладил, подминал пальцами... Она была неописуема. Если природа дарит - то дарит щедро, комплектом, сверху донизу. Черт, как же ей не хватает волос, длинных, сверкающих волос до попы, в которых она куталась бы, как русалка, - и как больно бьет эта ее мальчишеская обстриженность прямо по яйцам!... При мысли о том, что сегодня я осеменю это голое чудо, у меня потемнело в голове. Спокойно, спокойно... Так нельзя.
- Твой Владик уже видел все это?
- Нннет... да. По интернету. По пояс только... А можно в душ?
- Валяй. Все полотенца чистые. Только не вздумай там кончить без меня. Поняла или нет?

Она пулей влетела в ванную, а я облокотился о стенку, с шумом выпустив воздух.

Ффффух... Выкинуть, вытолкнуть нахуй покаянные мысли о самце, растлевающем невинное дитя. ЧЕЛОВЕК В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ - ВЗРОСЛЫЙ ЧЕЛОВЕК. Тем более - с ее умом, которого нет и никогда не будет у большинства ее старших соседей по планете...

Мы равноправны. Она свободна в своем выборе. Я спокоен.

Сейчас я приду в себя и сделаю все, как надо - по плану, по стратегии... Выпью с ней, голой и малиновой от стыда, доведу ее до кондиции... буду медленно, постепенно дразнить ее, пока она не выбесится, как мартовская кошка, и не восхочет секса пуще жизни, - и тогда... Черт. Я - опытный мужчина, знающий, когда и на какие клавиши нажать, чтобы невинное дитя познало все, что ему полагается познать... Черт. Я абсолютно спокоен...

Шум воды умолк. Высунулась стриженая голова, красная, с потекшей синькой (я не мог не улыбнуться), и за ней - тело хозяйки, разгоряченное, в капельках. Они блестели на плечах, на ключицах, на взрослых, набухших ее грудях с темными сосками (они, если загорят, наверняка чернеют у нее, как у мулатки)... Видно, от волнения забыла вытереться, или вытерлась тяп-ляп, не попадая на себя... Черт.

Ее глаза, огромные и психованные, кололи меня янтарными разрядами. В самые печенки. Черт...

Не успел я снова чертыхнуться, как мои руки уже мяли ее, мокрую, пупырчатую от гусиной кожи, и губы кусали ее губы, отвердевшие с перепугу, и весь я вдруг увяз в ней, как муха в меду, и не мог уже без нее ни двигаться, ни дышать...

Я плохо помню все, что тогда было. Каким-то образом она оказалась на кровати, и я колотился в ней, вдвинувшись по самые яйца, а она орала - то ли от боли, то ли от испуга, - и я орал вместе с ней, выпуская из себя разряд, который вибрировал между нами, давил и рвал мне нутро, царапал его цветными молниями - и все никак не выходил, и никак, никак не выходил, и когда наконец вышел - я провалился в крик без верха и низа, и там был только ритм, блаженная боль и круглые психованные глаза, сверлящие меня сквозь туман...

***

Второй раз

Она стояла в дверях, глядя на меня с неописуемой улыбкой - вызывающей, стеснительной, дразнящей, виноватой и хрен знает какой еще.
- Вы сегодня будете такой же дикий, как вчера, да? Звериные инстинкты и все такое?

Впервые в жизни я не нашелся, что ответить.
- А я теперь сексуальный инвалид... С вашей подачи... Вы меня пустите или как?

Опомнившись, я удержал ее за плечо:
- Эээ! Одетым вход воспрещен. Забыла?
- Хоть дверь прикройте...
- Обойдешься.

Я снял с нее пальто, потом присел на корточки и залез под тунику, потянув вниз чулки с трусами.

На сей раз Бобик была в попсовых синих сапогах до колен.
- С легким паром! - сказал я, взяв ее ногу и прижавшись щекой к сапогу.
- О! Вы настоящий постмодернист. Аллюзии и все такое, - сказала Бобик. Голос ее дрожал.
- Не матерись в культурном доме... Как поживает наша пострадавшая?
- Аааа... О Боже. Совсем недавно еще я подумать не моглаааа... - подвывала Бобик охрипшим баском, как цыганка.

Я тискал ей ножки, холодные с улицы, потом сунул руку в голую промежность и стал месить сразу все, что там было, от ануса до клитора.
- Тебе штраф, - шептал я, массируя липкий бутон. - Пойдешь со мной гулять. Прямо вот так.
- Как - «вот так»?!
- Вот так. Сапоги наденешь - и вперед.
- Но... тут же почти все видно!..
- И хорошо, что видно.
- Холодно... Я простужу себе нафиг все...
- Ну, за это не волнуйся. Уж что-что, а холодно тебе точно не будет.

Кошачьи глаза умоляюще смотрели на меня...

Куда только девалась ее выдержка! Она шла мелкими шажками, вцепившись мне в локоть, и от ее бедер шла такая волна гормонов, что я чувствовал ее сквозь брюки.
- Что вы наделали, - бормотала она цыганским баском. - Меня теперь запомнят тут, как шлюху какую-нибудь...

«Ты и есть шлюха» - хотел сказать я, но промолчал.

Она выглядела неописуемо. Край туники спускался всего на три-четыре сантиметра ниже пизды; любое неосторожное движение - и всем будет все видно. В синих сапогах, в черной лайковой тунике, с неприлично голыми ногами, с небесно-голубым платком на шее, стриженая, похожая на длинноногую синицу... «Шевелюра сделала бы ее - вот такую - блядью», думал я, «а так - терпкий, бархатный, недоспелый еще плодик. Кричащая сила молодости... »

Мы шли по улице. Когда навстречу шли прохожие, она сжимала мой локоть и висла на нем, как маленькая.

Выждав лакуну в людском потоке, я высвободился и обнял ее за талию, затем спустил руку ниже, на голую, покрытую гусиной кожей попу...
- Что вы делаете? - жалобно басила Бобик.
- Задираю тебе край туники, - отвечал я. - Ты такая бархатная там, упругая, как абрикоска... Такая, знаешь, тверденькая, зеленая еще...
- Позеленеешь тут с вами...

Я гладил ей голую попу и бедро, а Бобик пыхтела, отчаянно натягивая тунику вниз. - Холодно!
- Разве? А ты там такая горячая... Ну ладно, давай погреемся. В общественном транспорте.

Я поднял руку, тормозя маршрутку.
- Ээээй! Вы что!... Вы...
- Сама говоришь - «холодно». А ну-ка... - дверь раскрылась, и я занес ногу на ступеньку.
- Неееее! Я не пойдууу!
- «Не» так «не». Иди домой.
- Как я пойду?!..
- Так и иди.
- ААААА... - Маршрутка тронулась, и Бобик прыгнула ко мне.

Туника сбилась вверх, приоткрыв край пизды. Маршрутка дергала, Бобик вцепилась в меня и пыталась одной рукой натянуть тунику обратно, но у нее не получалось. Вокруг было полно народу...
- Никогда еще не видел такого бешеного взгляда. На два, пожалуйста... - говорил я. Бобик молчала, чтобы не привлекать внимания, и сверлила меня янтарными лазерами.