- Нууууу... Ладно. Только вы не поймете. Рассказывать?
- Нет, глупые вопросы задавать! Ну?
- Нууу... В общем, у меня есть парень. Инвалид. Ему нужны деньги на операцию. Сколько-то уже есть, не хватает десять тысяч. А теперь вы скажете «могла бы выдумать и что-нибудь поумнее». Потому я и не хотела говорить.
- Ну почему же, - возразил я, хоть секунду назад хотел сказать именно это. - Раз не смогла выдумать - значит, не смогла.
- Ха, - хмыкнула она. - То же самое, только с перчинкой, в вашем духе. Вы не виляйте, а скажите: да или нет?
- Слушай, но как же можно? Он ведь твой парень?
- Можно.

Я вдруг понял: пропал дядюшка Аспект. Поверил, а значит - пропал.
- ... Можно. Я для него... ну, знаете, отношения ведь разные бывают. Он младше меня на год. И весь такой... в очках, тихий, умный. Настоящий. Я его очень люблю. И хочу, чтобы он был не только тихим и умным, понимаете? И мамы у него нет и не было. В общем, я для него такая - ну, как бы опытная, большая. Взрослая. Я и целоваться его научила. Он ведь закомплексованый страшно. На самом деле я ни хрена не опытная, конечно, кроме него у меня никого не было, и стесняюсь тоже, просто его очень люблю... В общем, скоро уже у нас должно быть... сами понимаете, что. И я не хочу, чтобы он знал, что я...
- Что ты девушка?
- Ага. Как хорошо с вами: все понимаете. Только не верите.
- Почему ты обстриглась?

Она не ожидала вопроса и замолкла.
- У тебя ведь недавно были длинные? Гордость, чудо природы и так далее?
- Да... Вы - человек-рентген, да? Потому что... ну да, это тоже из-за него. Не знаю, как вам объяснить.
- Не надо объяснять, я уже все понял. С волосами ты милая, хрупкая и тэ дэ, а с бобиком - сильная и стильная, и взрослая до охренения.
- Ну да, где-то так... эээ...
- Я согласен, - перебил я ее.
- Что? - она застыла.
- Ты слышала, не притворяйся, - говорю я. - Я согласен.
- С чем?
- Согласен на твое предложение. На твою сделку. Ты продаешь мне свою девственность, я покупаю ее за десять тысяч долларов. Что, - выждал я паузу, - надеялась, что откажусь?
- ЭЭЭЭЭ... да, - честно призналась она.
- С чего это? Я не классная дама, а ты не маленькая деточка. Я сразу сказал, что ты мне понравилась. Только у меня один вопрос и одно условие.
- Ого. Ну давайте.
- Даю. Вопрос: ты понимаешь, что добровольно делаешься шлюхой?

Я подчеркнуто жестко произнес это. Она дернулась.
- Шлюхой? Почему?
- Почему - не знаю, тебе виднее. Но это так называется. В русском языке. Так называется женщина, которая трахается за деньги. Шлюха, блядь или проститутка. Вне зависимости от «почему». Осознала?

Она помолчала, потом кивнула.
- Осознала.
- И?

Она снова кивнула.
- Все в силе.
- Ну хорошо. - Я подсел ближе к ней. - Теперь условие. Я занимаюсь с тобой сексом не один раз, а как минимум четыре. Гонорар после четвертого раза.
- Четы-ы-ы-ыре?! Почему это?
- Из альтруистических соображений. После первого раза ты сможешь только морщиться от боли, но никак не строить из себя опытную гейшу. Твою пизду - ты не сердишься, что я называю вещи своими именами? - твою пизду нужно как следует разъебать, чтобы ты могла хотя бы не испытывать боли, не говоря о том, чтобы ловить кайф от секса. От обычного секса, я имею в виду. Без ухищрений. Согласна?

Она сидела, глядя прямо перед собой. Потом кивнула.
- Опытная гейша - это очень круто. Владик офигеет, - сказала она. Голос ее дрожал.
- Я не сомневаюсь, - ответствовал я. - Ну, Бобик, добро пожаловать на путь порока.
- А вам не совестно делать меня шл... проституткой? - вдруг спросила она.

«Ага, все еще надеется, что я откажусь... »
- Нет, не совестно, Бобик. Ты красивая и сексуальная, и я тебе не воспитатель в детском саду. А ты - взрослый человек, делающий свой выбор. Конечно, я не навязываю его тебе. Откажешься - найму другую шлюху и кончу в нее, воображая, что это ты. Не вилять - так не вилять. Ну что?

Она кивнула, и я продолжил: - Завтра в 20. 00 ты придешь вот сюда - я показал ей адрес, - и там я сделаю тебя женщиной. Или, проще говоря, выебу тебя нахуй. Впервые в твоей совершеннолетней жизни. Все правильно?

Она снова кивнула, красная до корней волос.
- Заметано. Жду, Бобик. Очень жду. И надень, пожалуйста, что-нибудь женственное. Можно даже чересчур.

Я встал и пошел прочь, не глядя на нее.

Сердце стучало, как психованное, в ушах звенел хор бешеных кузнечиков...

***

Первый раз

Когда я открыл дверь, она стояла, набычив голову, как карапуз, и явно думала, что бежать уже поздно.
- Здрасьте, дядюшка Аспект! - выпалила она. - Может, вы уже скажете ваше настоя...
- Привет, Бобик! Выглядишь супер, - сказал я, притянул ее к себе и чмокнул в губы. Легонько, без язычка. Она так перепугалась, что пыталась вырываться. - Не бойся. Моя слюна ядовита только по пятницам, а сегодня суббота.
- Вот чего вы не целовали меня вчера...
- Вчера было вчера.

Я помог ей раздеться. На ней было синее пальто, небесно-голубой платок на шее, в ушах - огромные кольца, на ногах - кружевные чулки и туфли на огромных шпильках. Морда была намазюкана синим, как у оперной примадонны. Под пальто оказалась черная кожаная туника а ля «подружка металлиста».

Да-а, постаралась девочка.
- Обалденный прикид. Даже чересчур. Как и договаривались, - сказал я, потянув тунику.
- Ээээ! - дернулась она.
- Что «эээ»? Ты, кажется, забыла, что я тебя на сегодня купил, и ты - моя собственность? А? - чеканил я, стащив с нее чулки с трусами. Сплошные кружева, блин. - Ты считаешь, что сегодня у тебя есть право быть одетой? Подними... Теперь другую... - я освободил ее ножки от мотка кружев.

Ножки были бархатными и холодными, как ледышки, и жестоко, изматывающе красивыми, почти до слез.

Я подержал в руке маленькую ступню. Потом провел пальцами к бедру и бутончику, скрытому под краем туники, зацепил его и выбрался на живот под черной лайкой...

На пальцах остался липкий след. Ага!..

Бобик дрожала.
- Ты бархатная и зверски приятная на ощупь, - сказал я, запустив под тунику другую руку. - Приятней любого котенка. Любого махера или шелка, - говорил я, щупая ей бедра и ягодицы.

Я общупал их спереди и сзади, подминая пальцами нежную плоть, потом бесцеремонно залез в задницу, натянул половинки в разные стороны и сжал их, как тугие плодики.

Она громко пыхтела, вытаращив перемазанные синькой глаза. Два огромных янтаря в синей оправе...
- А теперь, - сказал я, убрав с нее руки, - а теперь ты снимешь все, что на тебе осталось, а я полюбуюсь, как ты это делаешь.

Я отошел. Она застыла, затем нервно улыбнулась, зажмурилась и потянула с себя тунику. Черный край медленно пополз кверху.

Это было, как в боевиках, когда на бомбе идет обратный отсчет - четыре, три, два, один... Выглянул мысок, показались лиловые лепестки и вся пизда, волосатая, почти совсем взрослая, и над ней - плантация черных зарослей до пупка.

Я представил, что чувствует она, и облился внутри сладким холодом, глядя, как оголяются ее бедра, плавные, почти без углов, чуть узковатые - но она ведь еще девочка...