заперто.

Он хотел рвануть снова, но вдруг передумал. Быстро, пока никто не видел, он метнулся к себе в класс, зачем-то запер за собой дверь, сел за стол - и треснул по нему так, что оттуда посыпались карандаши.

Через десять минут он наблюдал в окно, как Лопахина выходит из школы и идет домой, сутулая, размякшая, будто на ней тяжелый рюкзак.

***

Удивительно, но ему было ужасно обидно за нее. «Надо спасать дурынду», думал Колосков, «но как?»

На уроках он обращался с Женькой, как с самыми злостными из «орков»: корил бескультурьем, вульгарным видом и наглостью, хоть Женька давно не вела себя нагло. Чем больше он допекал ее, тем больше она замыкалась в себе. Она стала говорить тихо, ни к кому не обращаясь, стала хуже учиться и скатилась на четверки, потом на тройки.
Когда всерьез запахло первой двойкой, Колосков подумал, что так больше нельзя.
- Лопахина! - окликнул он, когда «орки», опрокидывая парты, бежали к дверям. Его урок был последним. - Евгения! Стоп-машина!..

Женька подошла к нему, глядя в пол.
- Лопахина...

Он решительно не знал, как и о чем с ней надо говорить.
- Лопахина... Женя... Садись, чего стоишь? В ногах правды нет.

Чувствуя себя идиотом, он поставил ей стул. Женька села.
- А это надолго? - спросила она глухим голосом.
- Что надолго?
- Ну... типа ваш разговор. Со мной.
- Не «типа», а «ваш разговор». Просто «ваш разговор», понимаешь?... Учись говорить по-русски, а не по-марсиански... Надолго? Не знаю. Жень...

Она подняла взгляд.
- Что с тобой делается? А?

Женька молчала. Потом вздохнула.
- Не волнуйтесь. Подумаешь, тройки, - пробубнила она. - Исправлю. Если будет настроение.
- Как это «настроение»? Что же, по-твоему, учеба зависит от настроений?
- Не знаю. Вам видней.
- Так, подожди. Давай разберемся. - Колосков видел, что беседа сворачивает куда-то совсем не туда, но не знал, как вывернуть обратно. - Ты считаешь, что...
- Ничего я не считаю. Отпустите, а? - тихо прогундосила Женька.
- Что значит «отпустите»? Я тебе не полиция, и ты не на допросе. Пойми такую простую вещь...
- Не хочу я ни фига понимать, - вдруг сказала Женька громко, с надрывом. Колосков вздрогнул.
- Не хочешь? Вот был такой товарищ твоего возраста, тоже ничего не хотел понимать... Холден Колфилд - помнишь такого?
- Не-а. Актер, что ли?
- Так. Ты и «Над пропастью во ржи» не читала?
- Нафиг мне эти ваши пропасти...
- А на тот фиг, - Колосков завелся, - на тот фиг, что люди без книги - не люди, а тупые звери. Самцы и самки, поняла? Вот что ты читала в своей жизни? Ну что?
- Камасутру, - вдруг оскалилась она. Колосков снова вздрогнул. - Че вы дергаетесь? Боитесь, что щас раздеваться начну, гы-гы?

Это вышло фальшиво, будто на Женьку наклеили чужую гримасу. Колосков вдруг понял, какой у нее жалобный вид, но уже не мог остановиться:
- Иди! - кричал он. - Иди! На дискотеку, на свиданку, - иди! Гуляй с мальчиками, матерись, кури, вместо того, чтобы учиться, одевайся, как шлюха, крась волосы в зеленый... Ты ведь такая взрослая, прям куда там, да? Нафиг нам мальчики - мы уже роковые женщины, директорами вертим...

Он осекся. Женька вдруг побурела, вскочила и вылетела из класса, опрокинув стул.
- Каззззел, - протянул Колосков сам себе. Посидел минут десять, будто ждал, что она вернется, потом встал и побрел домой.

Моросил дождь.
- Ты же педагог. Опытный. Десять лет стажа... - говорил он себе, шлепая по лужам.

***

Утром ее не было в классе.
- Народ, а где это наша Лопахина? - спросил у «орков» Колосков.
- А вы не знаете, что ли, Алексей Палыч? - зашумели «орки». Колосков вдруг похолодел. - Она ночью себе вены резала...

Класс вдруг сделался прозрачным и поплыл, как марево.
- ... алыыч! Алексей Палыч!..

Колосков поднял голову.

В ушах шумело, во рту насрали лошади.
- Она... что с ней? - спросил он, едва шевеля языком.
- Да мы ж вам кричим, а вы не слышите! В больнице она, еле откачали! Спасибо, мама посцать вышла, видит, а в ванной свет, прикиньте? Нормальненько так... Че эт она, всегда такой позитивный ребенок была...

Колосков встал и на ватных ногах прошел к выходу.
- Да. Урока не будет, - обернулся он на пороге. - Мне плохо. Все видели.
- Виииидели, Алексей Палыч! - зашумели «орки». - Не волнуйтесь, все по-чесноку...

Не одеваясь, как был, в пиджаке, Колосков выскочил из школы и побежал к метро. На бегу он достал мобилку:
- Але?... Анна Михайловна, здра... здравствуйте, это вас Алексей Палыч Колосков беспокоит. Колосков, говорю, Женин учитель по истории... Я хотел бы ее проведать, скажите, пожалуйста, где...
- Женечка строго наказала никого к ней не пускать. Вы уж извините ее, но ей сейчас покой... я же не могу... извините...

Минут пять он стоял среди тротуара, мешая прохожим. Потом пошел обратно.

Постепенно шаг его ускорялся, и в школу Колосков влетел, как опоздавший двоечник. Мелькнув мимо дежурной, он вдруг понял, что ноги несут его к кабинету директора.

Осознав это, он не стал возражать, а позволил им отфутболить приоткрытую дверь, подойди к Жеребцовичу, сидящему за столом, дал кулаку размахнуться и втесаться в большое лицо, обвисшее над воротником.

Чавкнули подбородки, лицо сделалось диагональным и завалилось с кресла вместе с хозяином.
- Это за частные консультации Жене Лопахиной. Гонорар, - чеканил Колосков, перекрывая визгливый мат с пола. - Когда будешь катать на меня жалобу - думай о том, на сколько я тебя посажу. «Дело Хуева Ебуна Мудовича, директора первой в Москве школы миньета... »

Самое интересное, что он вообще не волновался. Более того, ему было скучно до тошноты, и поэтому он говорил ровно, будто читал отчет на педсовете:
- ... Заявление об уходе щас будет. Вот бумага, вот ручка. Сажусь. Пишу...
- Ты придурок, - выдохнул директор, вползая обратно в кресло. - Пи-да-гог. Ты вообще в курсе, чего она ко мне ходила, Макаренко?
- В курсе. Сам видел твою колбасу у нее во рту, Песталоцци. Вот через это окно...
- Блядь. Спорим, щас ты поймешь, кто из нас в жопе? - криво улыбался директор. Колосков хотел что-то сказать, но тот взял тоном выше: - Сразу после того, как ты тут Джима Кэрри из себя корчил, она пришла и начала грузить, чтобы я тебя не увольнял. Такая трогательная лапочка была. Ну, я человек принципиальный, ты меня знаешь. Но и договориться могу, в случае чего... Она в тебя влюблена по-черному, ты что, до сих пор не в курсе, проницательный ты наш? Вот тем, что ты щас уволился, и она не сможет тебя, ненаглядного, каждый день видеть, ты ей такую подляну сделал, что она второй раз себе вены порежет. Поймет, что все зря - и блядство ее, и... Ээээ, ты че, ты че-е-е?!... - орал он Колоскову, шедшему на него, как Командор на Дон-Жуана. - Я ее, между прочим, по-взрослому не трахал ни разу... Только в ротик... Она, между прочим, как вошла во вкус, сама на меня прыгала, а я ее отрезвлял... Педагог все-таки...

Колосков стоял, глядя на розового педагога, вжавшегося в кресло, потом вдохнул, выдохнул, снова вдохнул - и вышел из кабинета.

***

... Его останавливало только то,