возможно там переулок. За спиной раздались приглушенные голоса, я сделал несколько шагов в сторону, стараясь производить как можно меньше шума. Это и вправду оказалась улица, настолько узкая, что даже туман её не достигал. Заколоченная дверь, приямок подвала и шагах в двадцати за ними - металлическая лестница. Я пулей пролетел это расстояние, подпрыгнул и ухватился пальцами за холодную перекладину. Подтянулся, приподнялся на руках и закинул ногу на нижнюю ступень. Ноги соскальзывали, пальцы рук сводило от холода, но я всё-таки вскарабкался на крышу. Уже наверху я понял – кто-то поднимается следом. Металл под ногами гудел, как набат, сейчас меня, наверное, слышал весь город. Скат кровли был довольно крутым, я с трудом пробирался вдоль невысокого парапета, постоянно оскальзывался и припадал на одно колено.
Шум мотора послышался, когда я был на углу крыши. Небольшой фургон двигался в попутном направлении, и я не раздумывая, прыгнул вниз. Правильно рассчитав траекторию, я пролетел два этажа и приземлился на фургон. Прежде чем машина скрылась за поворотом, я услышал, что с небес доносятся грязные ругательства.

Рассечённая бровь саднила, и мне даже показалось, что я стал хуже видеть на один глаз. Мне тут же вспомнилось, «Нельзя просить медицинской помощи». Я давно уже распрощался со спасительным фургоном, который укатил в темноту. К ночи туман спал, стало холодней, меня мучила жажда, и я чертовски жалел, что вечером пил водку. Несколько раз пришлось прятаться от прохожих. В темноте трудно было разобрать, сталелитейщики это или нет. Ну, те допустим, просто душу отведут, побьют и отпустят. Веселятся люди после работы - имеют право. Больше всего пугала мысль о том, что где-то совсем рядом бродят ещё двое, которые готовы пойти до конца, а не просто попинать ботинками мою голову. Впрочем, Чёрный не опасен – боится собственной тени. Он мог и из «Альбатроса» не выбраться. Куда страшнее Серый - эта жилистая бестия со злыми глазами. Ох, как напугал меня его взгляд.
Я остановился и прислушался. Только что отчётливо можно было расслышать торопливые шаги, но как только я повернул за угол и прижался к стене, звуки стихли. Прошло не больше минуты, прежде чем я услышал голос Чёрного:
- Простите, мне нельзя, но я хочу спросить…
Там, за углом, бедняга сделал ещё несколько шагов и остановился.
- Вы слышите? Мне нужно на станцию… скажите, я так выйду из города?
Голова Чёрного показалась из-за угла, он меня не заметил и сделал ещё шаг. Завалить его на асфальт и взять на болевой – особых усилий не надо. Он визжал, как поросёнок, и мне пришлось заткнуть ему рот собственным кулаком. Первый шок прошел, Чёрный успокоился и теперь только вздрагивал всем телом. Плакал. Я вытащил кулак и вытер слюну о его пиджак. Но заломленную руку пока не отпускал.
- Вы меня убьёте?
Я не знал, что ответить. Если по правилам – вроде как бы и надо. Но он уже правила нарушил, пытался уйти из города. А это значит, что он теперь не игрок. Но с другой стороны, неплохо бы его ликвидировать. Для верности.
Я поднялся на ноги и отряхнулся. Потянул Чёрного за рукав.
- Вставай.
- Зачем?
- Валяться на асфальте поздней осенью в незнакомом городе, это нормально?
- Нет.
- Тогда вставай.
Двигаясь вдоль железнодорожного полотна, мы набрели на угольный склад, где и нашли себе временное убежище. У меня жутко разболелась голова, мне просто необходима была передышка. Да и решать пора было, что делать с Чёрным. Вот, сразу не убьёшь – потом вечно проблемы! Человеколюбие… милосердие… жалость.
Его звали Авдеев Николай Ильич. Чёрт, после того, как он назвал своё имя, я точно понял – убивать его не стану. Куда проще завалить какого нибудь чёрного, белого или зелёного, чем конкретного Николая Ильича. Он тоже попал сюда добровольно, но не из-за синьки, а вследствие депрессивного расстройства. Он, как и я был из реабилитационных. Его история не была похожа на мою, но что-то неуловимо общее нас роднило. У обоих были нарушения сна, отсутствовал аппетит и присутствовало мрачное видение настоящего и будущего. С той лишь разницей, что я по этому поводу пил и веселился, а он не пил и страдал. Вернее, страдали мы оба, но по разному.
Пока он говорил, я сидел, облокотившись о ящики с углём, и думал – не бросить ли всё к чёрту! Свалить из города вместе с этим рахитом, и пускай Серый празднует победу. В кармане я нащупал продолговатый плоский предмет, наподобие кредитки, только меньшего размера. Это были своего рода идентификаторы, которые Демидов выдал нам накануне. Он называл их паспортами. Тот, кто вернётся, должен будет предъявить ему все три паспорта. Именно так он говорил – «вернётся». Демидов никогда не произносил слова «выживет».
У меня уже слипались глаза, когда я услышал снаружи возню и сдавленный крик. Я вскочил на ноги, схватил приготовленный на всякий случай стальной прут и спрятался за грудой ящиков, то же самое сделал и Чёрный. Ворота на склад были приоткрыты, и вскоре я различил в просвете несколько силуэтов. Было похоже, что между ними происходит борьба. Наконец они буквально ввалились внутрь. Их было трое, двое мужчин и женщина. Женщина вырвалась и с криком бросилась прямо на нас. Мужчины кинулись за ней, и когда один из них поравнялся со мной, я выскочил из укрытия и с разворота ударил его прутом. Удар пришёлся чуть ниже груди, мужчина захрипел и рухнул. Второй был совсем рядом, я отступил и оказался в узком проходе между ящиками с углём. Размахивать длинным прутом было невозможно, я оставил эту затею, и тут же получил плотный удар в челюсть. А потом ещё один в переносицу. Ящики с углём завертелись перед глазами, затем наступила тьма.

Когда всё вернулось, я лежал на спине. Лицо болело, как будто его натёрли наждачной бумагой. Я сел. Всё тот же угольный склад и, по всей видимости, всё та же ночь. Рядом не было ни женщины, ни насильников. Чёрный тоже исчез. Оставаться внутри не имело смысла, и я вышел в город. Честно говоря, мне было уже всё равно, встречу я Серого или подгулявших рабочих. Мне было плевать, от чьей руки я погибну. Страшно хотелось курить, я порылся в карманах, но вспомнил, что последнюю сигарету выкурил ещё утром, в тамбуре электрички. Я так же не обнаружил свой пластиковый идентификатор. Можно было подумать, что меня ограбили, но бумажник оказался на месте. Скорей всего паспорт потянул Чёрный. Я усмехнулся. Представил, как он будет предъявлять его утром Демидову. А что! Такие вот хитрожопые частенько и становятся победителями. Но ему ещё с Серым нужно разобраться.
Я нашёл обоих около пяти утра в кафе «Альбатрос». Авдеев-Чёрный как раз выходил из забегаловки. Я окликнул его, и Николай Ильич замер в дверях. Я подходил ближе, а Авдеев пятился назад, пока мы не оказались как раз возле того самого столика, с которого всё и началось. За столом сидел Серый. В той же самой позе, в какой я видел его последний раз. Глаза его были открыты, он не шелохнулся. И не дышал. Только сейчас я заметил, что его рубашка была покрыта бурыми пятнами. За отворотом пиджака я обнаружил пилочку для ногтей. Она торчала