каким-то подопытным кроликом.


— Кофе?


— Чай, — отчего-то хрипло ответил я.


Он понимающе кивнул, не теряя эту свою улыбку, и щелкнул пальцами. На столике между нами тут же возник небольшой серебряный поднос с парой чашечек, чайником, сахарницей и блюдцем с бутербродами.


— Угощайся...


Я потянулся за бутербродом. Интересно, если меня собираются уничтожить, зачем кормить? Очевидно, мое распыление откладывается, но почему?


— Никто не собирается тебя уничтожать, — чуть склонив голову набок и наливая мне чай, проговорил он. — Я приказал привести тебя сюда для того, чтобы окончательно определиться с твоим статусом. Уж прости, но на данный момент, как бы Эдди тебя не называл, ты остаешься куклой, созданной при помощи магии из частей мертвых тел по его образу и подобию. Тот факт, что ты ожил, приобрел имя и личность, пока остается не доказанным, хотя лично для меня все уже ясно. Для других то, что происходило с тобой, все твои действия и решения по-прежнему выглядят частью заложенной в тебя программы.


Меня передернуло от его слов, особенно по поводу программы.


— Нет, я-то знаю, что ты уже давно живешь — точнее, пытаешься жить — своим умом, — продолжал он, — но моего знания недостаточно. Нужны доказательства того, что ты — человек, а не марионетка с заложенной в нее замысловатой программой, что ты не Троянский конь, а Ральф Смит, сын Эдвина Смита. Не обольщайся, делаю я это не для тебя. После того, как о твоем существовании стало известно, многие стали подозревать Эдди в подготовке какого-то нового чудовищного заговора и смотреть на него косо. А это бросает тень и на меня, ведь Эдвин мой брат, сын моей матери, сводный брат Короля Хаоса. Соответственно, если он что-то замышляет, то либо против меня, либо против Мерлина с моего ведома.

— Но я ведь действительно больше не кукла! — воскликнул я, еле сдержавшись, чтобы не расплакаться. — И папа сказал, что я ожил сам, и он до сих пор не может понять, как это произошло!


— Тебе рассказать? — он склонил голову на другую сторону и прикрыл глаза. — Творя любое магическое действие, маг пропускает внешнюю энергию через себя, неизбежно отдавая частицу своей собственной энергии. Создавая тебя, Эдвин — по неопытности или из-за чрезмерного рвения — передал тебе своей энергии больше, чем следовало. Когда ты выполнил программу, по правилам он должен был тебя разобрать, но он и этого не сделал, позволив своей энергии в тебе продолжать развиваться. И в один прекрасный момент ее стало достаточно для того, чтобы запустить основные функции твоего организма и дать возможность развиться личности. Так что, даже если с биологической точки зрения ты не имеешь к Эдвину никакого отношения, с точки зрения энергетической ты на сто процентов его дитя.


Я смотрел на него, раскрыв от удивления рот. Он с такой легкостью рассуждает о сложных метафизических материях, будто это самые обыденные вещи!


Он вдруг рассмеялся:


— Но, конечно, я объясняю все это в меру своего бытового восприятия. Если тебе нужны подробности и специальные термины, обращайся к Тренту — его теоретической подготовки более чем достаточно.


Я сглотнул комок.


— Ну, ладно, давай завтракай, и займемся делом, — он поднялся со своего кресла и отошел к окну.


Что-то не задалось у меня утро — сначала те трое в подвале, потом поездка в Эмбер, теперь этот типчик. И если тот желтоглазый меня пугал и одновременно вызывал какую-то необъяснимую симпатию и нежность, то этот, несмотря на искреннюю улыбку и по-детски звонкий смех, вселяет в меня настоящий ужас. С одной стороны, я бы с удовольствием огрел его чем-нибудь тяжелым по затылку и свалил бы отсюда, пока он не пришел в себя, но с другой стороны, каким-то восьмым или девятым чувством я догадывался, что уйти таким образом у меня не получится. Почему-то я знал, что от моего удара он не просто не потеряет сознание, а наоборот — превратится в какое-нибудь чудовище и в два счета сделает из меня то, чем я, по сути, и являюсь. Кучку мертвой плоти.


Парень хмыкнул, а у меня сперло дыхание — он знает!


— Мне не за чем превращаться в чудовище, — проговорил он совсем другим отрешенным голосом. — Я могу уничтожить тебя и так, без каких-либо усилий. И ты даже не поймешь, что случилось, — он развернулся ко мне лицом, и я инстинктивно вжался в спинку кресла — его взгляд был таким холодным и страшным, что мне стало тяжело дышать. — Посему не советую делать глупостей. Ешь, и пойдем. Нас уже ждут.


Я отложил нетронутый бутерброд на блюдце.


— Отказываешься от еды? Глупо, — он дернул плечами. — Если ты не пройдешь тест, в следующий раз кормить тебя будут очень нескоро.


— Но если вы уверены, что я больше не кукла, чего мне бояться? — у меня в горле пересохло, и я глотнул чаю.


Он снова рассмеялся:


— Это я так интригу навожу, заставляю тебя понервничать... А ты молодец, не поддаешься на провокации... Ну что, пойдем?


Я кивнул, поднялся с кресла...


И полностью распрямился, уже стоя в мрачном темном подземелье возле входа в пещеру. Голубоватый свет струился вокруг моего провожатого — он был не ярким, но достаточным для того, чтобы я мог оценить размеры этой колоссальной пещеры.


Из мрака выступила невысокая бледная фигура.


— Доброе утро, Ваше Величество, — она низко поклонилась. И я ее узнал — Елена, еще одно творение моего отца.


— Доброе утро, Елена, — кивнул король. — Как там ваш подопечный?


— Он ждет вас, Ваше Величество, — она даже не взглянула на меня, но оно и понятно — когда папа создавал ее, я мало походил на себя сегодняшнего. К тому же, если ее программа все еще функционирует, она не должна помнить ничего, что так или иначе не связано с выполнением алгоритма. Вероятно, она и своего создателя не помнит.


— Идем, — тем временем король легко подтолкнул меня в спину.


Мы вошли в темный коридор, и на шероховатых стенах заиграли призрачные голубоватые блики.


— Ты пришел? А я думал, ты снова обманул меня, — на невысокой простой кровати, застеленной белоснежным бельем, сидел необычайно бледный и худой человек. Он был настолько бледен, что я бы сказал, что это мертвец, если бы он не заговорил. Его волосы также были почти бесцветными. Глаза я рассмотреть не мог под полуопущенными веками, но что-то подсказывало мне, что и они лишены цвета. А за мертвенно-бледными губами, при нашем появлении растянувшимися в недобрую улыбку, угадывались короткие, но необычайно острые желтоватые клыки.


— Мне это нужно не меньше, чем тебе, — с благодушной улыбкой ответил король. — Приступай.


— Не могу, — узник совсем закрыл глаза. — Он стоит слишком далеко. Пускай подойдет ближе.


Король покачал головой:


— Мы так не договаривались...


— Я слишком ослаб за последние несколько месяцев, — перебил его узник. — Ты знаешь, мне трудно ходить.


— В таком случае, — я не видел лица своего спутника, но по его голосу догадался, что он нахмурился, — никто и не удивится, если завтра вдруг окажется, что ты умер.


— Ты не сделаешь этого, —