пройти... не сможем. Видишь? — Девушка ткнула рукой в сторону входа.


— Что — «видишь»?


— Как... всё плотно...


— Где — «плотно»? Что ты такое говоришь? — Патти оглянулась, затем внимательно всмотрелась в лицо девушки: — Э-э-э, подруга... А ты не под кайфом случайно, а?


— Кто — я? — Волна паники бросилась в лицо Салли, и она вдруг увидела, как выглядит ужас в своих собственных глазах. «Всё, пропала... Признаться? — Да, да, пока не поздно. Патти — хорошая, она поможет, она не бросит... — НЕТ, Нет, ни за чтооо!!! — разрывали её мозг два разных голоса. — Сейчас всё будет хорошо, успокойся! Никто не должен ничего знать... Второго шанса уже не будет, пойми!!!» — Всё хорошо... сейчас всё пройдёт... Так что... что ты там говорила? Интересное... что-то?


— Ты какая-то красная, — подозрительно проговорила Патти, по-прежнему внимательно смотря на девушку. — Ну, смотри сама... Так знаешь, что мне только что рассказали про этого парня из «Дорз»? — В её голос снова вернулось озорство, и она слегка пригнулась к уху Салли. — Говорят, что он — педик.


Непривычное слово зацепилось в помутнённом девичьем сознании и начало медленно раскручиваться, как пружина, цепляя собой мозговые извилины и отдаваясь эхом в самых укромных уголках разума: «педик»... «педик»... Обкатав это слово, как вода обкатывает гальку на пляже, мозг выдал своё решение, и Салли глупо хихикнула:


— Да нет... Не может быть...


— Ну почему не может? — рассудительно проговорила Патти. — Все знают, что он сидит на «кислоте». — При этом она снова пристально посмотрела на Салли. — А кто его знает, каким человек становится после передоза? Да он и сам не знает, наверно. Вот и он так же. Может, у него склонность была к парням, а он и сам этого не знал. А под кайфом понял это. Всякое бывает...


Салли пыталась понять подругу, но это ей удавалось с большим трудом: всё, что она говорила, то казалось каким-то несерьёзным лепетом, то, напротив, чем-то значительным. В голове вертелся очень важный для неё вопрос, но слова для него расползались в разные стороны, и она никак не могла ухватить их и собрать воедино. Наконец ей это удалось:


— А у него... девушка есть?


— Я слышала, что есть, — вмешалась стоявшая поодаль Дороти. — Ну и что? Это не мешает. Тем более я слышала, — понизила голос она, — что такие парни оч-чень умелые... потому что... ну, и с теми, и с теми... Понимаете, девчонки? — В ответ девушки смущённо-развратно хихикнули.


— Не, девочки, — вмешался один из парней, пришедших с ними, — у педиков на девчонок не стоит.


— Что, серьёзно? — насмешливо протянула Дороти. — Ты, что ли, сам видел? — Патти и Салли прыснули.

— Вот дуры. — Парень стушевался. — Зачем же самому такое видеть? Так говорят... — Он отвернулся в сторону, стараясь скрыть смущение.


— А вдруг... это правда? — неожиданно даже для самой себя спросила девушка. Её слова из вязкой жидкости волшебным образом превратились в разноцветных птичек, весело щебечущих и готовых разлететься по всему залу новогодним конфетти. — Ну, правда то, что... не стоит? Даже на таких... красивых, как мы? — последнюю фразу снова сопроводил смешок.


— Да брось ты, — отозвалась Патти. — На нас у него точно встанет. Мы-ж то тут, рядом. Дотронуться можно.


— Н-да? — Салли внимательно глянула на подругу. Волны жара вдруг перестали на неё накатывать, исчезли дурнота и духота, а где-то в самых её потаённых глубинах начали пробуждаться странная лёгкость и свобода. Казалось, что всё, что только она ни сделает или не скажет, сразу же найдёт одобрение и понимание. — Надо... проверить будет... Как-нибудь...


— Ты ненормальная, да? — Патти дёрнула её за руку. Салли в ответ только засмеялась.


***


— Так, ребята, у нас всего пятнадцать минут, помните? Все разборки потом, хорошо, Джон?... Начинаемс «Bасkdооr mаn», потом «Tаkе it аs it соmе» и «Mу еуеs саn sееn уоu», заканчиваем «Light mу firе». Должны уложиться. — Рэй скороговоркой, словно боясь, что его перебьют, называл хорошо известные всем песни, не раз с успехом исполнявшиеся группой на концертах и отточенные до исполнительского блеска. Перехватив недоумённый взгляд Кригера, пояснил: — Да, Робби, играем то же, что и в первом отделении, только с другим вокалом. Если будут какие вопросы, скажем...


— Нет, парни, — вдруг прохрипел тяжёлый голос Моррисона. Все обернулись к нему. Рэй внутренне похолодел: что, опять? Что ж это за чёрт?... Джим обвёл всех невидящим взглядом, затем добавил: — Играем «Thе еnd». Этого хватит. Они увидят Моррисона, если им не хватило «Дорз». Пойдёмте, нас ждут.


Рэй впился взглядом в лицо вокалиста, но Джим оставался бесстрастен, словно опять впал в наркотическую прострацию. Не почувствовав никакого подвоха, клавишник развернулся и быстрыми шагами вышел на сцену. За ним потянулись остальные, поэтому никто не увидел, как к Моррисону подошёл один из работников клуба и что-то тихо ему сказал. Лицо Джима пошло гневными пятнами, но он ничего не произнёс в ответ и направился к выходу на сцену. Публика ждала...


***


Четыре молчаливые фигуры так быстро появились на сцене, что ещё секунду-две в зале раздавалась ритмичная музыка и кружились танцующие. Когда же их заметили, музыканты уже заняли места за своими инструментами и проверяли настройку. Как по мановению волшебной палочки, стихла музыка пластинки, из подвешенных клеток исчезли танцовщицы, а публика рванулась к сцене. Салли и её подруг внезапно придавили к самому краю так, что у девушки в глазах слегка потемнело. Тем временем, без всякого объявления песни, зазвучала гитара...


Ре-минор, переходящий в звонкую россыпь дроби по тарелкам... словно лаская её, по залу пронеслись нежные переливы органа, звуча, как колокольчики перед началом первого акта ещё неизвестной зрителю драмы... ещё ре-минор на нижних струнах, переходящий в одинокий задумчивый перебор струн... пальцы Кригера мягко, почти незаметно, но так ловко и нежно скользят по грифу, словно делают массаж бесконечно любимой юной девушке, отдаваясь приятным томлением в теле... Салли вдруг увидела эти звуки: они пульсировали серебристо-фиолетовыми маленькими точками и разлетались по сцене, как искры от костра — от гитариста к барабанщику, затем — к клавишнику, не отрывавшему взгляд от органа, от него — к неподвижно стоявшему прямо над ней, в шаге от неё вокалисту (тому самому...), вцепившемуся в микрофон обеими руками... Цепь замыкается, круг замыкается, превращаясь в поток, соединяя музыкантов в неразрывное целое, очерчивая Вселенную, где нет места чужакам и непрошенным, которую можно только наблюдать со стороны восхищёнными глазами... Вот в гитарный перебор вступает хет (это — уверенный, чёткий, ритмично вспыхивающий в равных промежутках времени синий цвет, так органично вписывающийся в гармонию остальных цветов и звуков), поддержанный густым клавишным басом (а это — тревожный бордовый; он пульсирует где-то на периферии сознания, как сигнал тревоги, как надпись «Dаngеr!» на пустынном техасском — или невадском, или оклахомском