его за ошейник, кусала его за мочку уха и пьянела.


Под конец он был вновь обнажён и прикован к кровати навзничь на полу. В полумраке Маша долго лежала, склонив голову вниз и глядя ему в лицо. Оба молчали, боясь начать разговор, к которому вело всё их предыдущее общение. Маша вдруг решилась:


— Ты не считаешь меня извращённой натурой?


— Нет.


— Ты был такой невинный, когда мы познакомились. Я чувствую себя соблазнителем.


— Не чувствуй. Ты единственная увидела, какой я внутри. Если бы не ты, я бы так и погиб, не узнав самого себя.


— Тебе нравится то, что ты узнал о самом себе?


— Нравится — не нравится, спи, моя красавица...


— С тобой уснёшь! — Маша слетела с кровати, её рукава взметнулись, как крылья, и она залезла к нему, улёгшись на нём сверху.


— Тебе же нравится то, что ты узнала обо мне? — у него сел голос.


— Да. — Она мягко взялась кончиками пальцев за его соски. — Но ведь я же садистка, я же не могу так просто ебаться, мне надо помучить.


— Удивительное совпадение! А я... — в это время Маша своими сильными пальцами выкрутила его соски, и он застонал, — ... а я вот мазохист, мне нужно помучиться, прежде чем ебаться.


Маша так ёрзала лёжа на нём сверху, что его пенис напрягся и стал биться ей в бедро. Не обращая на него внимания, она предложила:


— Тогда давай сравним, кто из нас как целует другого в грудь. Я — вот так, — и она, свернувшись на нём калачиком, провела языком по его соскам, потом поочерёдно засосала их сильно сжатыми губами, и напоследок впилась в них зубами.


— Ах, Маша, я сейчас кончу...


— Не смей без моего разрешения. Терпи, понял? — Маша отползла в сторону и стащила с себя ночную рубашку, а потом вернулась и оседлала его, взяв его пенис в свой тугой и влажный плен. Круг замкнулся, и все его члены были усмирены.


— Теперь ты, — прошептала Маша, склонившись к нему своей грудкой, опираясь локтями о паркет.


Целуя её грудь, он внезапно осознал, что делает это тем нежнее и сокровеннее, чем более жестоко она обращалась с ним накануне. И он желал и того, и другого. Он нуждался в Маше.


Между тем Маша объезжала его; несмотря на узкое подкроватное пространство, она делала это резкими и властными толчками, по-настоящему ебала его. Она задавала ему ритм, навязывала ощущения, влекла его за собой, не оставляла, но и не давала вырваться вперёд. Несколько раз она отпускала его и приказывала остыть, пока не добилась полного подчинения.


В награду она разрешила ему впервые кончить. Цепи зазвенели.


Маша пристально смотрела на него, потом велела считать оргазмы.


— Если собьёшься, — улыбнулась она у самого его лица, — я дам тебе пятьдесят плетей.


Он сбился со счёта.


Они кончали одновременно, целовались и снова ебались.


— Я тебя люблю, — сказала Маша.


— А я люблю тебя, — сказал он.


Забрезжил рассвет. Маша в счастливом изнеможении покоилась у него на груди и следила за стрелками настенных часов.


Выходные кончились, надо было ехать на работу. Маша с усилием оторвалась от него и пошла за ключом.


Когда она повернулась к нему спиной, он ужаснулся: её плечи и лопатки были покрыты багровыми кровоподтёками в виде ромбов.


Они приехали на работу вместе, и начальник, давно размышлявший, каким образом сплотить для выполнения крайне нужного проекта этих постоянно конфликтующих двоих, сказал себе одобрительно:


— Да у них уже всё слажено.