кухню — воевать с курицей.


Вскоре к ней постучали.


— Анна Михайловна! Анна Михайловна!..


— ? — спросила она взглядом, впуская Пашу.


— Анна Михайловна! Я вот ухожу... Хотел сказать вам «до свиданья», и... извиниться. Так неловко получилось...


— Владимировна, а не Михайловна.


— Ой... Извините... Я... вы... вы не думайте... Это только потому, что вы такая красивая девушка, Анна Мих... Владимировна...


— Девушка?


— Ну да... Я не хотел вас обидеть. Вы действительно такая красивая... и так молодо выглядите, что я принял вас за школьницу.


— Школьницу? А школьницам хамить можно?


— Анна Владимировна! Я же извинился. С Новым Годом вас!


— Спасибо, Павел... как вас там?


— Да ладно. Просто Паша.


— Итак, Просто Паша... У вас есть с кем встречать Новый Год?


— Выпроваживаете, стало быть.


— Стало быть, да.


— А можно у вас спросить одну вещь?


— Только если одну.


— Почему у вас такой характер, Анна Владимировна? Почему вы такая красивая — и такая злючая, как оса?


— Характер? Значит, это у меня характер? На себя посмотри!..


— Посмотрел. Понравилось. А вам нет?


— Нет!


— Еще посмотри.


— Нет!!! Уйди!!!


— А так?


Паша вдруг ухватил Анечку и, сжав в стальных объятиях, присосался к ее рту.


Анечка извивалась и хрипела. Рука ее, нащупав нож, взметнулась над Пашей, который все видел, но не прекратил поцелуя, — и, зависнув над ним, бессильно повисла.


Поцелуй длился минуту или больше.


— С Новым Годом, — хрипло сказал Паша, когда оторвался от нее.


Анечка хотела дать ему пощечину, но рука опять взметнулась и повисла.


— Бей. Чего ты? Бей, — говорил Паша, наступая на нее. — Бей! — и вдруг резким движением распахнул на ней халат.


Анечка завизжала.


— Не кричи. Они «Сейлор Мун» смотрят. Все равно не слышно...


Он щупал ее, как свою собственность, возбуждал ей соски, которые сразу встали торчком, и мял ей все тело, отвыкшее от прикосновений. Потом стянул халат прочь.


— У тебя супер фигура. Давай.


Голая Анечка потрясенно смотрела на него.


— Давай, говорю. Вот так, вот таааак, — он нагнул ее, и Анечка встала раком, закрыв глаза. — Вот таааак, — приговаривал Паша, массируя ей промежность, которая сразу выпятилась кверху. — Давно не трахалась девочка, давно... Течет, ой как вкусно течет, — он лизнул середку пизды, потом еще и еще.


Анечка стонала, покачиваясь из стороны в сторону.


— А теперь держись.


Он расстегнул штаны и с размаху влетел в нализанную пизду.


— Вот тебе! Вот тебе! — приговаривал он, смачно шлепая по звонким бедрам. Раздавался звук, похожий на выстрел. — Ииэх! Иииэх! Ииииэх!


Из Анечки рвался волчий вой — вначале порциями, а потом непрерывно, набирая силу, как самолет на взлете.


Вскоре она надрывно выла и бодала головой паркет. Паша с силой ебал ее, вгрызаясь пальцами в бедра; потом нагнулся и обхватил сиськи, мотавшиеся без дела. Анечка заголосила, как на родах, и вместе с Пашей повалилась на пол...


— Дети услышали, — сказала она сквозь стон, когда смогла говорить. Звук мультика прекратился, и за стеклянной дверью угадывались две тени. — Как я теперь выйду?


— Они будут только рады за тебя, — жестоко сказал Паша. — Сколько у тебя секса не было?


— Давно... Интересно, насколько ты меня младше?


— Мне двадцать три. А тебе двадцать... семь? Двадцать восемь?


— Ну да, и дети четырнадцати лет. В четырнадцать и родила.


— Что, серьезно?..


Вместо ответа Анечка положила руку ему на яйца.


Паша, сглотнув, припал к ее груди и долго сосал, причмокивая от жадности. Потом стал ебать Анечку прямо на полу, впечатывая быстрыми движениями ее дрожащие бедра в паркет. Анечка извивалась под ним, как гусеница, и шептала сквозь стон:


— Детей... отгони...


Через полчаса они вошли к двойняшкам.


Те чинно смотрели мультик, делая вид, что и не отходили от компьютера, и изо всех сил старались не переглядываться и не хрюкать.


— Дорогие дамы, — торжественно возгласил Паша. — Анна Михайловна разрешила мне встретить с вами Новый Год. Предлагаю прямо сейчас всем посмотреть «Сейлор Мун»!


— Урааа!!! — завопили двойняшки.


— Владимировна, — сказала Анечка...


Прошло полгода.


Однажды тетя Клава и тетя Софа проводили, как обычно, утренний симпозиум на лестничной клетке:


— А Анютку-то видели, Анютку?


— Видела, конечно. Совсем рехнулась со своим новым-то.


— Ага. Он моложе ее лет на сорок... ну, на десять, — поправилась тетя Клава, встретив тети-Софин взгляд. — Пацан, школу еще не кончил.


— А с волосами что сделала? Вы видели, Клавдия Семённа?


— Видела, видела. Глаза б мои не видели! Такой хвостик был красивый, русый, почти до пояса... Мало того, что обрезала под горшок, так еще и выкрасила в зеленый цвет. Как кактус ходит, прости Господи!


— Ладно еще себе, а детям!..


— Ой, и не говорите. Такие волосы у девочек были — загляденье! Русалки, да и только.


— Я даже во сне видела, как парикмахер режет им косы, а потом мажет бедные головки этой дрянью. Чуть не плакала.


— Одна теперь сиреневая, а другая розовая, как не хочу говорить что. Страх Господний!..


— Это они мультиков этих насмотрелись китайских...


— Вьетнамских.


— Ой, да неважно! Все равно узкоглазые. Хахаль им носит. Как околдовал всех...


— А что? С него станется. Ладно еще он, и девочки... так и мамаша впала в детство!


— Ой, не говорите, Софья Абрамна! Ходит с ним и с девочками по дискотекам. Посмотришь на них — ну ни дать ни взять куча подростков. Одноклассники. И хахаль, и мама, и дочечки...


— А одевается как! Попугай гималайской!


— И дочки туда же. Сама вырядится чучелом, и дочек вырядит. Прям как эти... иноплинотяне. Я вот кино видела, зять ставил...


— Из школы уволилась, представляете, Клавдия Семённа? Какие-то там шоу устраивает вместе со своим хахалем.


— Одних шмоток вон сколько накупили! Видать, денюжки завелись.


— Тут дело нечисто, я вам так скажу...


— Здрасьте, Клавдия Семённа! Здрасьте, Софья Абрамна! — поздоровался Паша, подошедший сзади.


— Здравствуй-здравствуй, Пашенька, — приветливо заулыбались соседки, развернувшись к нему. — Что, уже домой?


— Да нет, забыл кое-что. Жена там одна утренник тянет, а я за удлинителем...


Они до сих пор вместе. Анечка по-прежнему зеленая, Лилия лиловая, а Роза, соответственно, розовая.


Двойняшки уже пооканчивали вузы и собираются замуж. А у Анечки с Пашей — маленький мальчик Эндимион. Родители хотят, когда он подрастет, выкрасить ему волосы в лилово-черный цвет...


***


— Дааа... — протянул Серега, когда Юрик закончил.


— Истооория, — сказал Мишаня, и потом добавил: — Зачотная.


— Эх! Люблю такие, — крякнул Серега. — Ее на нашем форуме надо толкнуть.


— Да ну! Не оценят.


— Почему это?


— А то сам не знаешь. У нас любят, чтобы всякие там киборги трахали суккубов. Ну, или эльфиек, на худой конец. Чтобы гоблин кончал эльфийке