В начале января 20... года, когда новогоднее похмелье уже понемногу отпускало своих жертв, в одном из отелей Питера собрались трое.


Все они были френдами с Форума Любителей Секса, решившими развиртуализироваться и сообща отметить Новый Год.


Специально для этой цели была организована Жанна, красавица-блондинка с сиськами, как у райской птицы. Один из френдов вызвался добыть девчонку на троих, уверяя, что другой такой они не найдут. Он был прав: Жанна оказалась не только ебливой блядью, но и весьма душевной собутыльницей.


Когда три сорта спермы впитались в ее бездонные недра, френдов потянуло поговорить, и Жанна, малиновая от трехчасовой ебли, пришлась для этого дела как нельзя кстати.


Компания подобралась образованная, интеллигентная, и Жанна удивляла мальчиков, подхватывая любую тему. Она одинаково легко говорила о Булгакове и о Фрейде, о «Лолите» и о «Темных аллеях», элегантно шутила, каламбурила, и мальчики казались себе и друг другу умными, свободомыслящими мачо — цветом русской интеллигенции.


Увы, вскоре Жанна засобиралась домой. Она и так пересидела с ними целых сорок минут сверх оплаченного, не требуя домазать, и никаких других вариантов не было.


— Дааа, — сказал один из френдов, Юрик, когда за Жанной хлопнула дверь. — Ай да девка. Настоящая гейша. Не знал, что у нас такие есть.


— Ага. — отозвался другой, Серега. — Респект Мишане. Где ты откопал такой раритет?


— Вот так вам все и расскажи, — гоготнул Мишаня.


Мальчики помолчали.


— Дааа, — снова сказал Юрик. — Жаль только, что шлюха.


— Чего это?


— Молодая, талантливая, умная... Красивая.


— ... Дорогая, — продолжил Серега.


— Нууу. По работе и плата. Да и тыща баксов на три рыла — не так уж дорого.


— Бедный Юрик, а ведь ты прав, — согласился тот. — Такая девушка... и вынуждена сосать хуи богатым мудакам.


— Пааапрашу не обобщать!


— ... а могла бы хоть в бизнес, хоть в науку, хоть на подиум... Хоть в журналюги... Ту же Собчак заткнула бы себе за сиськи. С головой.


— Эх, жисть-жестянка... Нет справедливости на свете, Мишаня. Нету ее. Давай, что ли, хлопнем еще по горькой, а? За справедливость?


— А чего хлопать, коли ее нету?


— Ну, чтоб была...


Хлопнули.


Помолчали, прислушиваясь, как водка растекается по ватным телам.


— Справедливости нет, это факт. А вот любовь есть, — сказал Юрик.


— Любовь?


— Ага. Хотите историю?


— Валяй.


— Только... только с уговором, ладно?


— С каким таким уговором?


— А вот с каким. Пусть каждый из нас расскажет историю про настоящую любовь. Не трах-перетрах, а именно про настоящую. А потом мы все вместе решим, чья история лучше, и победителю... ну, не знаю. Скажем, вернем его долю за Жанну. Идет? Только чур не брехать!


— Идет, бедный Юрик. Начинай.


— Ну...


Юрик прокашлялся, сёрбнул водки, прокашлялся снова — и начал.


1.


— В некотором царстве, в некотором государстве жила-была прекрасная царевна-лягушка. Звали ее Анечкой, и было ей 35 лет. Как для царевны — возраст немаленький...


— И как для лягушки тоже.


— Заткнись, Мишаня... Итак, царевна наша была вполне обыкновенной лягушкой: работала в обычной школе, растила двух обычных дочерей-двойняшек, бегала по обычным магазинам и, увы, не имела мужа. Даже обычного.


Никто не знал, был ли он у нее в природе хоть когда-нибудь.


В общем, все в ней было обычно, кроме одного: внешности. Даже завидющие бабы — тетя Клава и тетя Софа, соседки по этажу, — не давали ей больше двадцати семи лет. От силы двадцать девять. Время забыло про Анечку, и в какой-то момент она просто перестала стареть.


Теткам было тем более завидно, что Анечка, казалось, делала все для того, чтобы превратиться в швабру: не красилась, таскала тяжелые авоськи... ну, и так далее. А повадки у нее так и остались девчоночьи. Она щурила глаза, шмыгала носом, ходила быстро, глядя в пол, носила русый хвост и одевалась только для того, чтобы не мерзнуть и не стыдиться.


Любая женщина отнеслась бы к такой, понимаете ли, вечной юности, как к дару, за который нужно благодарить небо и землю. Но Анечке казалось, что все считают ее пацанкой, писюшкой малолетней. Да так оно, в общем-то, и было. Бабы третировали ее, как могли, а Анечка наша копила обиду.


Долго ли, коротко ли... Устроили однажды в Анечкиной школе новогодний концерт. И там должны были выступать ее двойняшки — Роза и Лилия. Дело было как раз 31 декабря.


Из какого-то хозяйственного отчаяния Анечка не осталась послушать собственных чад, как те выводят под фанеру «Хэппи Нью Йи-и-ир», а отправилась домой. Готовить, драить и отшкребать.


Возле сцены ее стопорнул какой-то парень:


— Слушай, лапуся. Понимаешь, такое дело: забыл удлинитель. Будь человеком, сгоняй в подвал к завхозу. А мне тут надо все подключить, настроить... ну, сама понимаешь. Ты из какого класса такая красивая и грустная? 11А? Бэ?


Это было, как говорится, последней каплей.


— Хам! — орала Анечка, покрываясь ядовитой испариной. — Какая я вам лапуся? Что за фамильярность? Я, между прочим, секретарь приемной! Я... я...


И убежала в слезах.


Хам смотрел ей вслед, почесывая затылок, а Анечка проплакала весь вечер.


Как нарочно, двойняшки не отвечали, салаты не резались, курица не варилась... Да еще и отключили воду. Правда, ее тут же включили, но Анечка все равно треснула кулаком по раковине, набив синяк.


«Какая дура», — скулила она. — «Боже, какая дура. Как стыдно...»


Наконец на двадцать пятом звонке Лилия сняла трубку.


— Это что такое? — орала Анечка. — Лилька, ты чего не отвечаешь, а? Я что, должна тут с ума сходить, да?


— Мам, это я, Роза. Ну не волнуйся ты так... Мы на концерте были, щас идем уже домой...


— По темноте? Одни? Знаешь, сколько бандюков кругом?


— Не волнуйся, ма. Не одни. Нас... эээ... нас Паша провожает.


— Паша? Какой еще Паша?


— Это такой очень классный и положительный парень. Не бойся, ма...


— Час от часу не легче. Рано вам еще с положительными...


— Все, мам, тут дорога шумит, не слышно. Мы скоро будем. Цем!..


Через полчаса злющая Анечка открывала им двери.


— А шапки? Шапки где? Лысыми хотите быть? Сколько раз говорила: такие волосы, как у вас — подарок, на него молиться надо. А вы... А это кто?


— Можно? — из коридора выдвинулся мужской силуэт. — С Новым Годом, Анна Владимиро...


Роза и Лилия, раскрыв рот, смотрели, как их мама с Пашей прожигают друг друга взглядами.


— Эээ... мам, это Паша. Он нам только анимешку сбросит, и все, не бойся, он не навязывается... А вы что, знакомы?


— Анимешку? — скривилась Анечка, выждав паузу. — Японские глазастые мультики для даунов?


— Почему для даунов? Не для даунов, а для хамов. Прошу не путать, — медленно произнес Паша.


Анечка величественно молчала.


— Давай-давай, Паш, — шептали ему двойняшки. — Скидывай быстренько — и делай ноги. Не видишь, что ли?


Они утащили его в комнату. Анечка, всхлипнув, ушла на кухню