«У меня есть растворитель, но я дам его тебе только, если ты переспишь со мной».

Только что позвонила ей и сказала, что согласна.

Жду. Она будет с минуты на минуту.

Господи...

***

Через четыре дня

Ну что, мой дневничок. Совсем забросила я тебя. Кажется, сейчас самое время описать то, что было. Осознать, разложить по полочкам, привести в порядок.

А было так много, что даже трудно начать.

Буду по порядку. Таня тогда вымыла меня. Краска хоть и с трудом, но сходила.

Она мыла меня и ласкала в ванной, ловко ласкала, офигительно, так, что я таяла под ее руками, недомытая, полузолотая... А потом...

Секс с девочкой, оказывается, совсем особая вещь. Я не смогу описать, почему. Вот именно потому, что девочка. Я не только знала и видела, что трахаюсь с девочкой, но и чувствовала это всем телом. И хотела ее по-другому, и кайф от нее другой. Скользящий, обволакивающий, очень стыдный. Я ведь знала, что Таня ненавидит меня и наслаждается моим грехопадением...

Потом, когда она выкончала меня до полусмерти, я пошла к нему.

Эффект был оглушительный:
- Как ты смыла??? Как ты посмела???
- Купила в городе, - говорю. Не выдавать же Таню. - Может, позанимаемся? Я готова.

И принимаю позу. В голове черти гудят, тело после Тани ноет, как больное.
- УБИРАЙСЯ!

Страшно орет. По-зверячьи.

Я убежала к себе. Никогда не думала, что он может так. По-моему, даже ревела, дура. Не могу выдержать, когда на меня орут. Один психолог сказал - «это потому, что ты красивая. Тебе кажется, что все за это должны тебя любить». И ведь правда: кажется.

Утром ко мне явилась девичья делегация. Султанский гарем в полном составе.
- У нас к тебе разговор, Хлоя, - говорит Дженис. - Филипп перестал с нами заниматься. Он не хочет нас видеть. Он нас гонит. Он уже неделю ни с кем не занимался любовью. Это все из-за тебя. Мы пришли, чтобы попросить по-хорошему: прекрати эти свои штучки.
- Какие штучки? - говорю.
- Только не прикидывайся. Ты новенькая, только появилась здесь - и уже сманиваешь его к себе, отбираешь у нас...

Я хотела поговорить с ними по душам. Хотела все им объяснить. Но... Посмотрела на их злые, ревнивые лица - и...
- Да пошли вы!

Я выдала им по полной. Я орала на них, как он орал на меня:
- FUCK YOU!!!
- Ты пожалеешь об этом, - сказала Таня. Дала какой-то знак - и на меня кинулись с веревками.

Это произошло так быстро, что я не успела даже испугаться, и завизжала только тогда, когда уже сидела, привязанная к стулу.
- Мы не будем тебя сильно уродовать, - сказала Таня. - Все-таки ты очень красивая, а такую красоту жалко убивать, хоть ты и сука. Пока ты снова станешь красивой, Филипп успеет немного остыть.

Копец. Я испугалась, как в самом страшном кошмаре. Я орала так, что у меня плясали искры в глазах. Стыдно вспомнить. А они всего лишь достали ножницы и стали стричь меня. Всего лишь...

Обстригли почти под корень. Потом достали какие мазилки, стали поливать мне голову, втирать в волосы...

Развязали.

Я не могла встать. Сидела, как побитая собака, как куча дерьма. Наверно, я ревела, а может, и нет. Они ушли, а я все сидела, сидела, потом вдруг вскочила, кинулась в ванну - смыть эту дрянь, которая стянула мне волосы. В зеркало боялась глянуть... С головы текла бурая пена. Когда смыла - все-таки посмотрелась.

Кричала долго, долго, и что-то расколошматила, по-моему, то ли чашку, то ли кусок мыла. Конечно, они меня покрасили во все цвета радуги: зеленый клок, синий, красный, голубой, желтый, хрен его знает, какой еще... И все обстрижено под боб, криво так, клочками...

Это была не я. Это было настолько кошмарно, что я выбежала из ванной и стала в истерике собирать вещи.

Через полчаса я выбежала из ворот со своей сумкой на плече и с платком на голове, завязанным по-пиратски. Половину вещей я оставила в комнате. Куда я шла, я не знала.

И вот я уже третий день в Париже. Брожу по городу, ночую в фотобудках, как Амели (спасибо ей, подсказала).

Сегодня кончились деньги. На последние я все-таки зашла в парикмахерскую и побрилась налысо.

Налысо.

НАЛЫСО.

Как звучит-то.

И сейчас трогаю свою лысую голову, чувствую вместо волос голую кожу - и не верю. Это не я. Такого не бывает.

Краска здорово подкрасила мне рога, и ее едва оттерли. Тем же растворителем, видно...

Я долго думала, что мне делать. Мысленно я уже стала шлюхой и перетрахалась с целыми пятью клиентами. Один из них был негр. Меня, кстати, все время домагаются негры, и последнего я была почти готова не отшить...

Утром приехала на Шамс-Елизей. Достала трико, переоделась прямо на улице, сверкнула сосками (а что мне - давно уже разучилась стесняться... хотя нет, вру. Стеснялась, чуть не уписалась со стыда) Разные чувачки тут по-всякому просят на хлеб: кто на скрипке, кто на аккордеоне, кто живой статуей... А я положила кепку на асфальт - и давай изображать всякие простенькие балетные фигуры.

Старалась поэротичнее, с прогибами. Не знаю, может, дело в моей лысой голове, а может, в прогибах, но вокруг меня сразу собралась толпа. Правда, хоть фигуры и простенькие, но оказалось, что больше часа я не так могу. Одно дело танцевать, и совсем другое - стоять у всех на виду. Сейчас полдень, а я разбитая, как хрен меня знает кто.

Зато - двадцать три евро и пять центов. Сэндвич с колой, но на гостиницу все равно не хватит. Отдохну вот, и буду опять стоять. Вечером туристы валом валят.

Или съездить в Виллен-сюр-Сен?

Я ведь оставила там, дура такая, свою любимую заколочку. Зеленую, под цвет глаз...

***

Три месяца спустя

Ну, здравствуй, дневничок, здравствуй, мой хороший.

Не повезло тебе со мной: забываю писать. Да и некогда.

Очень коротко о главном. Когда я пришла тогда к нему - он стал кричать:
- Где ты была? Что с тобой? Я чуть с ума не сошел! Боже, как хорошо, как хорошо, как хорошо, что ты в порядке...

Он держал меня за руку и повторял: «как хорошо, как хорошо... »

А я картинно сняла платок:
- Так. Небольшая стрижка.

Я думала убить его. И убила. Но совсем не так, как хотела.

Он замолчал. А потом стал говорить:
- Боже мой, Хлоя... Никогда не думал, что ты решишься на такое... Боже, как тебе идет! Как тебе идет! Как ты прекрасна... Какая у тебя удивительная голова. Благородной, аристократичной формы... Боже мой, какой образ, какое совершенство...
- Больше не называйте меня Хлоей, - говорю. - Теперь я снова Дуня.
- Дюнья, - повторил он. - Боже мой. Таинственное, изысканное русское имя...

Похоже, для басурманских ушей оно действительно таинственное и изысканное.

Он сразу придумал тогда постановку, которую мы сейчас делаем, с таким вот образом - лысоголовой эпатажной Дюньи. И долго, долго рассказывал мне...

А еще он попросил меня заняться с ним любовью. Именно попросил.

Я отказала.
- А если я попрошу тебя выйти за меня замуж, Дюнья? - спросил он.

Я немного офигела. Все получилось совсем не так, как я думала.
- Я не знаю... Я не могу.
- Что мне сделать, чтобы ты согласилась?
- А как же девочки? - спросила я...