с моих плеч, но бдительные мамины ладони тут же подхватывали её края и тут же возвращали на место, на мои плечи. Пот буквально катил с меня градом. Горячий, потный, я бешено долбил родную пещерку, стараясь проникать как можно глубже.

Мама металась подо мной, сдавленно стонала, иногда даже вскрикивала, нет-нет, но её ладони на моих плечах, уж не знаю от удовольствия или нет, с силой впивались мне в кожу, царапаясь идеальным маникюром. Её голова на подушке моталась из стороны в сторону.

— Мишенька... Тише... Тише... , — надрывно умоляюще шептала она, — тише... мама же услышит...

И то верно, массивная деревянная кровать под нами отчаянно скрипя, буквально, ходила ходуном. У меня так и не нашлось сил послушаться маму и снизить темп. Это было выше моих сил.

Сказать по правде, я уже был готов кончить... когда дверь спальни распахнулась настежь, наполнив комнату неприятным электрическим светом.

Хм... Сложно описать, что было сейчас написано на лице бабушки. Даже и не буду пытаться это описать. Мама испуганно вскрикнула, уткнувшись лицом в мою мокрую от пота грудь.

— Ты чего это творишь? Ты чего это на мамку-то залез?, — наверное, точно так же, почти нереально описать и повторить бабушкин тон. Ну, типа, она была очень удивлена и обескуражена. Мягко говоря.

Мама вся аж сжалась подо мной. Не знаю, но я так понимаю, я сейчас должен был торопливо слезть с родительницы и с виноватым видом забиться под кровать.

Но, сказать по правде, я себя сейчас ощущал примерно так же, как, наверное, чувствует себя лев, когда он в тени дерева неторопливо трапезничает какой-нибудь антилопой или зеброй, за которой он охотился всё утро, но тут появляется соперник и пытается наложить лапу на твою законную добычу.

Ну, да... Я не то, что не слез с матери, но даже и не вытащил из неё член, просто перестал её трахать и замер, вогнав член глубоко в материнскую киску. Поразительно, но даже мой елдак, глубоко внутри матери, и не думал опадать, так сказать под нервным влиянием момента, а по прежнему оставался во всей своей красе, — мощным и огромным.

В общем, отступаться от своей матери я не собирался даже под тяжёлым насупленным взором моей бабушки.

Мало того, в крайнем раздражении я уставился на бабушку:

— Бабушка! Выйди! Дай нам с мамой пять минут!

Я думал, бабушку прям тут и хватит удар. Во всяком случае, я впервые, с её-то характером, видел её обыкновенно потерявшую дар речи. Но всё же, она собралась духом и, уперев богатырские ручищи в здоровенные бока, грозно уставилась на нас с мамой.

— Ты что же это, мамку насильничаешь?!

Мне казалось, что мама подо мной пытается как-то сжаться, уменьшится в размерах, чтобы её вообще не было видно. Она всё так же прятала лицо у меня на груди. Правда, не делал никаких попыток сбросить меня с себя. Скорее всего, насаженная до упора на мой вздыбленный кол, просто, понимала, что это бесполезно и чувствовала, что я не отступлю.

— Мам... — тихо пискнула мама, всё же придя мне на помощь, — да, ничего он не насилует... Всё хорошо...

— Бабушка, выйди!, — ещё раз медленно, едва ли не по слогам, зло повторил я, но не выдержал и вдруг взмолился — ну, не мешай, пожалуйста!

Мама торопливо, как захлёбываясь, затараторила оправдывающимся тоном:

— Ну, ты не видишь, мам? Он же сам не свой! Голову совсем потерял! Это всё отвар твой! Мама, уйди, пожалуйста! Оставь нас!
Бабушка с усмешкой оценила мой злой взор. Хмыкнула. Пожевала губами, словно, размышляя. А потом, вдруг улыбнулась, совсем без злости и махнула рукой:

— Ну, ладно. Утром высеку обоих, охальники, — она хохотнула, — ну, видать, хворь отступила... м-да... Да и мальчику надо хорошенько пропотеть перед баней... Всё к лучшему.

Тут бы по идее, — надо уже мне удивиться такому внезапному повороту. Опять, же зная норов и характер моей бабушки. Но признаться, сейчас, я ни о чём другом, кроме того места, где пребывал сейчас мой член, думать не мог.

И совсем уж неожиданно, бабушка насмешливо подмигнула мне:

— Ну, ты, внучек, и самец... М-да... Ну, весь, вылитый дед. Ладно уж, не буду мешать, пойду, подтоплю баню... а то ещё и на меня набросишься! — она аж прыснула смехом и чуть погодя с язвительной поддёвкой бросила, — Доча, ты смотри, чтоб мальчик не переусердствовал... Ему сильно напрягаться-то нельзя... А то вон уже весь мокрый... Что ж ты за бессовестная мать! Совсем заездила парня!

— Ну, мама... — жалобно умоляюще всхлипнула мама.

Когда дверь затворилась, мама накрыла ладонями пылающее от стыда лицо.

— Ужас... Ой, как стыдно... Как стыдно..

— Мам, всё будет хорошо. Ничего страшного..

Вообще-то, не будь сейчас все мои мысли заняты исключительной моей любимой мамочкой, то я бы весьма удивился столь покладистому поведению бабушки. Хм... Даже швабру не схватила и не хватила меня ей поперёк спины. Вот это было бы в репертуаре моей бабушки. А тут, как прям, подменили. Марсиане или ещё кто.

Уже без всякого стеснения, полностью ощущая себя хозяином тела своей матери, я неторопливо закинул её ноги к себе на плечи, сначала одну потом другую, навалился опять на маму всем телом и, по новой, что называется, принял с места в галоп. Мамины бёдра вновь безропотно подмахивали мне.

Так трахать маму было гораздо удобнее. Поддерживаемый мамиными ногами, освободив таким образом руки, я с наслаждением мял большие сиськи матери. И яростно с прежней силой и жадностью долбил сочную вкусную женщину под собой. Звонкие шлепки наших бёдер теперь едва ли не заглушали скрип кровати.

Я не знаю, сколько продолжался этот безудержный трах, но наверняка долго. Во всяком случае, пот опять катил с меня градом. Мама немного погодя отняла руки от лица, снова вернув их на мои плечи. Потихоньку снова принялась поойкивать и поахивать, уже и не так уж приглушённо, — и то, верно, бабушку нам уже можно было не опасаться. Мамина голова снова заметалась по подушке.

Я не делал попыток сменить позу, мне это было не нужно. И так всё было несказанно хорошо. Вот так трахать собственную мать, которая сама отдаёт себя тебе, что может быть лучше?

Оргазм подкатил внезапно. По идее, конечно, не стоило спускать сперму в родную мать. Но разрядка наступила так неожиданно, так мощно и так сладко, что я даже и не попытался вынуть член из матери. Тем паче, что хотелось только одного, — загнать член, как можно глубже в жаркую влажную киску и уж только там, глубоко внутри нежного женского лона, дать напряжению извернуться из себя.

Помню, как расширились мамины глаза, когда я схватил её за бёдра... и вонзился в неё изо всех сил, заливая её лоно спермой. Мама аж выгнулась дугой под таким напором. Она жалобно заскулила, мне и самому показалось, что я походу, всё же проткнул-таки её насквозь. Но, в конце концов, я обмяк, отпустил мамины ножки с моих плеч и в благостном полном изнеможении, без всяких уже сил, повалился на маму.

Какое-то время мы так и лежали, как две загнанные лошади, мокрые, тяжело дыша, скользя, словно, кубики льда в своём поту друг друга.

— Ох, измучил ты меня... , — мама