этой троице.

— Проходите, — с тяжелым вздохом проговорила я. — Можете не разуваться, — добавила я, когда блондинка нагнулась и сверкнула на меня несвежим бельем из-под юбки.

Шорохи в комнате сына прекратились.

— Оплата вперед, — требовательно протянула ладонь брюнетка.

Я кивнула и вложила ей в руку большую половину моего выходного пособия. После этого девицы развернулись и, звонко цокая каблуками по паркету коридора, строем направились к закрытой двери комнаты Сережки.

— Позвольте... позвольте... сначала я, — с трудом протиснувшись между ними, сказала я, встав спиной к двери.

Девицы равнодушно передернули плечами.

Я повернулась, осторожно нажала на ручку и чуть приотворила ее:

— Сереженька, к тебе пришли, — сказала я тихо в открывшуюся щелку.

Ответа не последовало. И я его не увидела. Это меня насторожило, но отступать было уже поздно.

Я посторонилась и жестом пригласила девиц войти. Они прошли мимо меня. Дверь закрылась, но что-то удержало меня на месте — нет, не желание подслушать, а какое-то предчувствие.

Пару минут было тихо, а потом...

Я закрыла уши и предусмотрительно отошла к стене — Сережка кричал так, будто его резали. Перепуганные девчонки, сминая одежду, которую они уже успели снять, вылетели в коридор и через незапертую дверь в подъезд.

Когда они исчезли из виду, а крики сына превратились в тихие всхлипы, я, наконец, решилась пошевелиться. Первым делом я закрыла входную дверь, а затем, крадучись, прошла в комнату Сережки.

Я не сразу увидела его. Он сидел на корточках в углу между окном и кроватью, обхватив руками колени, и изредка всхлипывал.

— Сереженька, сынок, — я упала перед ним на колени и протянула к нему руку, но он дернулся в сторону и задышал чаще. — Прости меня, милый, прости... я не хотела... я... — с этими словами я расстегнула блузку, которую одела перед приходом девиц, сдвинула в стороны чашечки бюстгальтера и, с трудом отняв его руку от коленей, приложила ее к своей груди. — Прости меня... — прошептала я, когда он поднял голову и с равнодушным видом сжал пальцы.

Мне стоило неимоверных усилий сдержаться, чтобы не вскрикнуть. Второй рукой он обхватил меня за талию и, одновременно встав на колени, притянул к себе. На этот раз он меня не целовал, а лишь выкручивал соски — до боли, не глядя мне в лицо, холодно и равнодушно. По моим щекам лились слезы, но я не издавала ни звука. Эта пытка продолжалась довольно долго, пока он не оттолкнул меня и не отвернулся к стене.

Я поняла, что продолжения не последует, с трудом поднялась на ноги, поправила блузку и вышла из комнаты.
До самого ужина Сережка просидел у себя. Я напряженно прислушивалась, но оттуда не доносилось ни звука. Мне было страшно, но я удерживала себя от того, чтобы заглянуть к нему. И когда я звала его на ужин, я лишь постучала в дверь и тихо сказала:

— Сереж, ужинать...

В ответ из-за двери раздался шорох, и я выдохнула с облегчением.

Ужин прошел спокойно. Потом я отвела сына в ванную, вымыла его и провела в его комнату. Он лег, позволил накрыть себя одеялом и поцеловать в щечку. Но больше не смотрел на меня.

Я вернулась в кухню, вымыла посуду, убрала в холодильник остатки еды, села за стол и уронила голову на руки...

Очнулась я уже утром, все так же сидя за столом в той же блузке.

За завтраком Сережка вел себя как обычно, не смотрел на меня и не издавал никаких звуков.

Потом мы пошли с ним в поликлинику. Довольно долго стояли в очереди, потом врач долго изучал карту Сережки, что-то записывал.

— Жалобы есть? — бросил он, продолжая что-то чертить в своем журнале.

Я бросила короткий взгляд на Сережку — он сидел, сложив руки на коленях, и смотрел в пол:

— Нет...

— Хорошо, — врач блеснул на меня стеклами очков. — Карточка будет храниться у меня, на все обследования я буду записывать вас сам, когда это будет необходимо. И вот еще что, оставьте свой телефон на всякий случай и запишите мой...

Мы вышли из кабинета и медленно поплелись домой.

Мне уже даже стало казаться, что произошедшее накануне мне просто приснилось — и девчонки проститутки, и секс с Сережкой — потому что у меня просто давно не было мужчины... А этот доктор ничего так и, похоже, неженат... По крайней мере, кольца на руке у него не было...

Мы вошли в квартиру, и едва я закрыла дверь, как Сережка одним движением сбросил свою куртку и приник к моим губам. Я даже не успела ничего сообразить, когда она расстегнул мою дубленку, и его ладони скользнули мне под юбку.

— Сереж... по... подо...

Но он не дал мне договорить — один рывок, и еще одну пару трусиков можно смело выбрасывать. С такими темпами я скоро совсем без белья останусь...

Он подхватил меня под бедра и усадил на тумбочку, попутно сбросив с нее все, что я так аккуратно расставила накануне. Снова знакомый звук расстегиваемой молнии — и молодое вздыбленное тепло снова рвется в мое лоно. Я крепче обхватила его плечи и попыталась отодвинуться от зеркала — в этих «хрущовках» стены совсем никуда не годные, один лишний звук, и все соседи от первого этажа до пятого знают, чем ты занимаешься в своей квартире. Надо бы это как-то и до Сережки донести... ох, откуда в нем столько... ?... ах... еще... ох, ох... м-м-м-м... давай... умница... еще... ох, ох, о-о-о-ох... Тише, тише... он слишком сильно толкает, тумбочка глухо стукается о стену, зеркало дребезжит, тюбики и баночки ходят ходуном... тетя Рая завтра будет смотреть на меня, как на последнюю блядь... ох... в прошлый раз после... ах... да, да, давай еще... м-м-м-м-м-м-м...

Наконец, он замер, тяжело дыша мне в плечо. Я тоже тяжело дышала, приходя в себя после такого бешеного напора. Потом он поднял голову и снова посмотрел мне в глаза. И улыбнулся — еле заметно, просто чуть шевельнулся левый уголок его рта, но ради этого я готова была терпеть все. Я улыбнулась ему в ответ. Он бережно поднял меня на руки и отнес в ванную, путаясь в спущенных джинсах. На этот раз, намыливая мои прелести, он не отводил глаз. И уголок его рта так и остался приподнятым, будто в раздумьях — полезть вверх или вернуться вниз. Мыльные пузырьки радужными бликами освещали его лицо, придавая ему почти нормальное выражение. А я молчала и ждала. И он молчал и тоже как будто ждал чего-то...

Потом я вымыла его — он отвел взгляд в сторону и больше не смотрел на меня.

А после душа он ушел в комнату и вышел оттуда только к ужину.

Сегодня я спала в своей постели — на диване в зале. До полуночи смотрела телевизор, а когда глаза уже совсем стали слипаться, я выключила его, повернулась на бок и...

Еле слышный шорох заставил меня широко раскрыть глаза. Теплые руки обвились вокруг моих плеч, и тихий шепот разорвал тишину — низкий бархатистый мужской голос:

— М-м-м-ма... м-м-м-ма...

Он повторял это на одной ноте, крепко уткнувшись мне в спину лицом, и я ощущала его слезы на своей коже. Он назвал меня мамой — билась в голове счастливая мысль.

Так мы и уснули... и так же проснулись утром...

Днем мы ходили в магазин. Там мы встретили врача из поликлиники.