, — прошептала мама срывающимся голосом, — ну, зачем ты? Ну, зачем ты?

Вместо ответа, я убрал руку с её груди, ухватил маму за подбородок и повернув её голову вбок, накрыл своими губами её губы. Это был долгий поцелуй двух соскучившихся друг по другу любовников. Мама пылко ответила мне. Наши языки нежно играли друг с другом, поочерёдно проникая поочерёдно, то ко мне в рот или в её. И этот поцелуй сказал мне всё то, что не смела или не могла или не хотела сказать мне сама мама. Эта женщина была моей. И дело тут даже не в том, что она отдавала мне себя в лесу на капоте моей машины. Поверьте, это как раз-таки и не важно. Ты можешь трахать бабу хоть десять лет подряд, но быть давно бесповоротно и безжалостно выкинутым из её сердца. И когда, она решит, что пришла ей пора уходить, она просто уйдёт от тебя и всё. Нет, моя мама была моей, потому, что в своей душе она сама абсолютно и бесповоротно считала себя моей женщиной, а вместе с тем бесспорно на подсознательном уровне признавала за мной и мои исключительные права на неё, в том числе и на её тело. Кто знает, о чём я, тот поймёт, что эта власть над женщиной самая сильная и верная. Жаль, что я понял это только здесь и сейчас, на капоте моего кабриолета, а не год назад... Получается, этот её разрыв со мной, год назад... Хм, те её слова, получается, можно и нужно было пропустить мимо ушей, а молча затащить опять в постель и хорошенько отодрать, чтоб всякая дурь в башку не лезла..

Возбуждение накрыло меня с головой. Член внутри мамы, словно, налился новой силой.

Я оторвался от губ матери. Она даже бросила на меня протестующий взгляд, недовольная прерванным поцелуем. Но вместо этого я запустил руку в её волосы, почти грубо запрокидывая её голову далеко назад и уже яростно, мощно, почти из всей силы, жёстко и быстро входил в неё. Мои бёдра звонко зашлепались о бёдра мамы. Впрочем, у мамы мой неожиданный грубый напор не вызывал никаких отрицательных эмоций. Скорее, наоборот... Её тело крупно задрожало от охватившего её возбуждения и она уже во всю, без всякого стеснения, страстно подмахивала мне. Не знаю, что тут более странно. То, что мне, иногда, нравился грубый секс с ней, или то, что ей это нравилось даже больше, чем мне.

Всё в то же время в Анапе, во время нашего трёхнедельного медового месяца, как я сам мысленно называл для себя, эти наши дни с мамой, — мы в общем-то, ничем другим и не занимались, как только тем, что день и ночь трахались, а в промежутках между сексом весело кутили в очередном ночном клубе, баре или в прибрежной кафешке. Но нередко мама начинала вести себя, как последняя стерва. Причём, абсолютно на пустом месте. Капризничала, грубила мне, в общем, откровенно изводила меня. Правда, низменно мы, конечно же, мирились, каждый раз, разумеется, в постели во время очередного бурного соития.

И как-то раз, то ли после её третьего или уже четвёртого оргазма и после очередной такой ссоры, когда она уже без всяких сил лежала в постели, положив голову мне на грудь, я спросил у неё, зачем она это делает? Может быть, это я чем-то обижаю её?

Помню, как её длинные и безукоризненные ноготки медленно с усилием прошлись по моей груди. Словно, довольная кошка..

— Какой ты у меня глупый ещё, — проворковала она мне ухо, — ну... иногда, я специально злю тебя, да... Ты злишься на меня, да.
Но потом жаришь меня всю ночь, как суку..
Вот и понимай их, этих женщин, да?

Я уже был готов взорваться... Но мама меня опередила. Как всегда, её оргазм был ярким и громким. В пылу она тонко и жалобно кричала всегда, когда была уверена, что нас никто не слышит. На какое-то время мама поникла, почти упав всем телом на капот... Я тоже остановился, приходя в себя и сдерживая возбуждение. Я ещё не насытился ей..

Мама всё ещё не пришла в себя до конца, когда я наклонился и стащил с неё вместе одним разом и шорты и невесомые трусики-верёвочки, обнажая её киску. Недолго думая, я просто швырнул её одежду себе за спину, прямо в пыль дороги.

Моя мама была настоящей блондинкой. Она была светленькой даже внизу. Раньше, она всегда гладко дочиста выбривалась. Но я как-то сказал ей, что мне очень нравится, что между ног она тоже блондинка. И вообще, мол, мало, кто из женщин может похвастаться подобным. И она может подобным вполне даже себе гордиться. Мама, помню, даже шутливо обиженно надула губки и сказала, что вообще-то, я третий из всех мужчин в её жизни, кто видел её ТАМ. Но правда, с тех пор, она всегда оставляла на своей киске небольшую коротко подстриженную полоску из светлых курчавых волосиков. И это тоже меня сводило с ума в ней.

Я подхватил её на руки и усадил обнажённой попкой на капот машины. Стянул с неё и рубашку и она тоже последовала в компанию к её шортам и трусикам на дорогу.

Вообще, словами тяжело описать, насколько шикарно она выглядела. Обнажённой она окончательно походила на некое полубожество, спустившееся в наш грешный мир. Ровный удивительный золотисто-бронзовый загар непередаваемо лежал на её бархатной коже. Её почти белоснежно-платиновые волосы и полоска светлых коротких завитушек между ног просто обалденно смотрелись при её загаре. Стройная, хотя скорее даже больше худая, длинноногая, изящная, полногрудая, без единой лишней жиринки на бёдрах или животе или иных следов целлюлита или прочих следов женского увядания. Говорю же, словно ангелы времени наотрез отказывались накидывать на мать петли прожитых лет. Хм... Одни только пухленькие щёчки с ямочками, придававшие лицу мамы буквально ангельски-невинный вид, молодили её лет на десять, как минимум. А добавьте сюда ещё и голубые глаза?

Поверьте, я знаю, о чём говорю. Тогда же в Анапе, и в нашем отеле, да и всем нашим случайным и временным знакомцам я представлял всем мать, исключительно, как жену. Да, именно так. Ну, а что? Фамилия у нас одинаковая. К тому же лучше так, чем люди будут охреневать глядя на то, как ведут себя друг с другом родные мать и сын.

Так-то да, сразу видно, что она, конечно же, старше меня. Но максимум лет на десять-пятнадцать. Хм... А когда мама без макияжа, то и того, гораздо меньше. И самое удивительное, что ни у кого, кому я представлял маму, как свою жену, это не вызывало никакого удивления или недоверия. Так что...

И скажите мне теперь, каким святым надо быть, чтобы не спать с этой женщиной, даже если эта женщина и твоя мать?

Я опять накрыл её губы поцелуем, прижал её к себе. Поначалу, всё ещё находясь в прострации, после недавнего оргазма, мама никак не отвечала на мой поцелуй, но потом её руки обвились вокруг моей шеи и я снова почувствовал её язычок глубоко у себя во рту. Мы снова долго целовались... Впрочем, она всегда любила по долгу пылко целоваться. Возбуждало это её неимоверно.

Позже, я отстранился от мамы и, глядя в её полуприкрытые глаза, медленно развёл в стороны её колени. Она просто ждала, когда я опять начну её трахать. Но вместо этого, я осторожно опрокинул её на спину на капот и почти вплотную приблизил своё лицо к её бёдрам..

— Негодяй, — по животику мамы пробежала лёгкая складка от