я тебя не слышу!

— Я рабыня, — ответила я чуть громче.

— Громче, я все равно тебя не слышу, — закричал он.

Звонким голосом я прокричала:

— Я рабыня!

И снова, уже шепотом:

— Я рабыня.

Я вся покраснела от стыда и старалась не смотреть ему в глаза. Я крикнула так, что мой возглас слышали и наверху. Я даже могла слышать, как они все давились от смеха. Они знали, что они меня сломали и самая трудная часть закончена.

Также бесстрастно он спросил:

— И кому ты принадлежишь?

Глядя в шоке на него, я пробормотала:

— Вам, полагаю.

— Да, ты права. И чем это тебя делает? — спросил он приглушенно.

Я посмотрела на него и, стараясь проморгаться, чтобы не потекли слезы, тихо ответила:

— Вашей рабыней.

Он удовлетворительно кивнул и пристегнул мою руку к изголовью кровати.

Он секунду поглядел на неё, а затем достал из кармана ошейник. Пристегнув его, он сказал:
— Вся моя собственность носит ошейники. Никогда не снимай его, кроме приемов ванны и, когда тебе дадут разрешение его снять. Поняла?

Она кивнула.

— Я знаю, ты голодна и хочешь пить, но я хочу, чтобы ты поспала, а завтра начнется твое обучение — будет тебе и пища, и вода, в зависимости от твоего поведения. Посмотрим на твое состояние завтра, когда ты выспишься. Но если ты передумаешь, и не будешь повиноваться, я сделаю с тобой то, что даже с собаками не сделаю. Не хочу, конечно, но сделаю. Не хочу видеть твою самостоятельность, хочу видеть покорность и подчинение. И я добьюсь этого, сколько бы это ни заняло. Ты теперь собственность и принадлежишь мне.

Пару минут в тишине он смазывал мазью мой пирсинг, но когда он уже собирался уходить, он напоследок спросил:
— Тебе нужно принять душ?

Я вспомнила, что происходило в душе в прошлый раз, и отрицательно замотала головой.

— Обращайся отныне ко мне всегда «Господин». Теперь скажи.

— Нет, Господин, — ответила я. — Мне не нужно принимать душ.

Он без слов вышел, а Виктория, глядя в потолок секунд десять, погрузилась в глубокий и крепкий сон.