У меня мозги ламповые. Им чтобы прогреться до рабочей температуры нужно пару часов и литр кофе. Но общество давно решило все за меня и я обязан подчинятся. Рабочий день начинается в девять и все тут.



Мерзкий французский будильник Ди с надписью Буиг.

Когда-нибудь, когда я стану очень богатым и сильным, я разнесу этот буиг об стену в брызги. И еще, милашка Ди, навсегда закажу тебе упоминать об иносраных легионах сплошь состоящих из парашютных гандонов, сумевших достучаться в твою сладкую пизденку.



Но пока - я гол, как сокол. Поэтому пора вставать и пилить через два квартала пехом за свежей газетой. Работу необходимо найди во что бы то ни стало. Хорошую работу.



Умываясь в ванной я теперь трепетно слежу - не позабыть бы не смытые сопли или капли зубной пасты в раковине.

Поднимаю круг, ссу, опускаю круг. Тихо опускаю - а то так ведь финский унитаз можно расколотить.

Скоро стану настоящим человеком. Дрессированным, как сиамский кот соседки по Сергелям - тети Галы. Кот гадил исключительно в унитаз,потом смывал за собой и никогда не курил в постели. Сейчас - если еще не издох, наверное на всех парах осваивает интернет.

-Шуриииик! Скоррее! Сюда!

В голосе Ди было столько ужаса, что сопли так и остались в раковине. Я ринулся ее спасать.

- Алинюшку вырвало! Смотри! Бедное мое солнышко!

Рядом с кроватью лежала небольшая слюнявая кучка из желудка малышки. Чтобы хоть как-то разрядить атмосферу глобальной катаклизмы, я быстро наклонился и собрал кучку с ковра. Полотенце, на бегу прихваченное из ванной - оказалось очень кстати.



И это действительно разрядило атмосферу направив монолог Ди в другом направлении:

- Что же ты, скотина эдакая, вытворяешь? Полотенцем?! Полотенцем что ли ковер вытирать?



Я в ужасе отступил в сторону ванной, прижимая к груди камочек с завернутыми полу-перевареными продуктами по неизвестной причине отторгнутыми Алинюшкой.



- Куда потащил! В ванную? Баран! Выкинь его в мусорку сейчас же! А в ванну свежее повесь.

Что до сих пор не знаешь где в доме чистые полотенца лежат? Конечно! В кладовой!

Как арестант в бараке куда ворвался с обходом Хозяин, я суетливо избавился от грязного полотенца и помчался в кладовку - за свежим.



На полках кладовой лежали целые кипы белья. Полотенец не было видно. Я стал методично осматривать бесконечные стопки, и вдруг наткнулся на жестяную коробку от турецких конфет с ликером и тисненной надписью “Мерхаба”.

Мерхаба - это по турецки вроде значит “привет” - машинально отметил я и открыл коробку. В коробке аккуратно расположились четыре стодолларовые бумажки, пластиковая карточка дайнерз клаб и загранпаспорт Ди.

Мерхаба! -, как заклинание прошептал я моментально проснувшись - ассара-дара чукара!



Вот сука. Совсем не верит в мою счастливую звезду. Каждый день выдает в обрез по полгрошика - даже на дорогу не всегда хватает. На короткие расстояния просто хожу пешком.Неужели не понимает, что поиски работы пойдут быстрее - стоит мне обрести подвижность и хороший костюм.



Я засунул деньги обратно. Ладно. Не хочешь карты раскрывать, не обижайся. Я теперь тоже жестче играть начну.

На воле люди, похоже, такие же гнилые, как и в лагере. Только матом не ругаются и поднимают круг.



Повесив новое полотенце в ванной, сел шнуровать кроссовки. Розовенькие коры Ди - пойдет быстренько сгонять за объявами. Мои-то развалились совсем еще вчера. Пали жертвой патрульно-постовой службы.

- Сперва в поликлинику забеги в детскую. Вроде, температурка у нее! Вызовишь врача на дом.

- Я вот газету только куплю - и сразу туда - в поликлинику.

- Эту газетку я тебе затолкаю в глотку, когда вернешься. Ты что же совсем слепой - ребенок заболел, изверг? Газетку! Кому тут нахер нужна твоя газетка?



Услышав слова - “совсем слепой” я понял причину дискомфорта и, вернувшись в ванную - единственный островок безмятежности в доме - ловко пришлепал на глаза темно-синие контактные линзы леди Ди.

- Так. С сегодняшнего дня. Надоело. Надоел ты со своей газетой, понял да? Вон соседка - Маринка работу предлагает. Убирать по вечерам корейский ресторан. Чем не работа? Совсем близко - на велосипеде сможешь ездить. И покушаешь там же.



Известие о хорошей работе вспыхнуло во мне холодным недобрым огнем. Я не понимаю природу происхождения человеческой злости. У меня нет статистики и хромает теория. Но иногда приходит такой холодный обжигающий как кислота огонь, и тогда я превращаюсь в настоящие исчадие ада. К счастью не надолго. И к счастью эти приступы крайне редки.



- Какой нахер ресторан? Ты чо? Какой ссука покушаешь там же? Ты ваще уже нахлобучилась?

- А что? И ресторан! Вполне неплохо для начала! Или ты наивно рассчитываешь завтра ж устроиться в американское посольство? Ребенок. Знаешь какие люди деньги платят, чтоб хоть уборщицей туда воткнуться?

- Ну не полы же мне мыть на свободе, правильно?

-Неправильно. У тебя семья - вот приоритет. Начни с малого. Холодильник заполни. И - в свободное время - пожалуйста -ищи работу своей мечты.



Мне захотелось сказать что-то язвительное, но никак ничего не шло в голову. От волнения я скатился на примитивную привычную феню:

- Да ты попутала божий дар с трымвайной ручкой! Сука! Не катит боярину полы шкурять! Меня вором в натуре крестили на сходняке, мне теперь западло что-то тяжелее хуя подымать, босота!



Я изящно провел по воздуху веером из воровских пальцев.

Сценка из мест где нет кругов на унитазах , но по утрам поет Круг - совсем не произвела на Ди никакого впечатления. Аплодисментов не последовало.



-Скотина! При ребенке! Следи за своей помойной ямой.Бандюга. А я вот, между прочем, в Париже работала в гостинице! И нечего! Не потеряла к себе уважения. И маме деньги переводила.



Я кинулся к окну. Задумывался драматический жест - сдвинуть на бок штору и продемонстрировать, что там вовсе даже не Париж, а поганый волгоградский бублик со спущенной на зиму водой. Дно устилает подсохшая и подмерзшая за зиму тина, в которой иногда мелькают топленые детские надувнушки.

Но рванул я занавесочку в горячке довольно неловко, и меня тут же огрел по башке тяжелый, сорванный вместе с гардинами карниз.



- Ты что же это вытворяешь, козел? Я сейчас участкового вызову!



Вот этот оборот и зажег меня внутри едким огнем цепной злости. Я простил бы ей все - и крышки круга, и газеты засунутые мне в глотку и задницу, и блевотину чужого ребенка приобретенного в мое отсутствие, и даже то, как она еще вчера по-блядски раздвинула ноги, и еблась вот тут , прямо тут, передо мной, со своим бестолковым Кириллом.



Простить угрозу вызвать ментов я не смогу, наверное, и родной матери.

Менты - это мы с Шуряном и Валерчиком запинываем и мочимся в лицо этапнику, менты это Бахром, пьющий чай, пока мы раздаем террористам слова гимна, менты это тянущие свинцом почки, когда все время охота ссать. И это все она мне уготовала за какие-то паскудные сорванные гардины? Вот су-у-у-чка!