был добрый, а ты злой. И если ты будешь дальше злой, я от тебя уйду. Ты понял? Я устала от злых.

Азот опять кивнул.
- Я не буду злой.
- Хорошо. А я тебе за это ребенка рожу. Потом, не сейчас. Мальчика или девочку. Лучше девочку, конечно. Девочки умнее. Все, мы никуда не едем. Конец войне.
- Конец войне, - отозвался из подмышки Азот. - Как скажешь, Алинка. А почему девочки умнее, кстати?... Мне вот как-то обидно такое слушать...

ТРЕТЬЯ КАРТИНКА

Лифт, как назло, не работал. Ни один. Лисовский зачем-то вышел обратно в холл и укоризненно посмотрел на консьержа. Тот виновато развел из-за стекла руками. Потом отодвинул прозрачную задвижку, просунулся в окошко и сказал: «Вызвали уже... скоро приедут... »

Лисовский вздохнул, и потопал пешком. Сделал перекур на девятом этаже, выкинул окурок с балкона, и пошел дальше. Не то, чтобы это была недосягаемая высота - восемнадцатый этаж, просто ходить, да и вообще напрягаться, Лисовский не любил, всячески оптимизируя жизнь, и считая любой перерасход энергии если не преступлением, то глупостью.

Перед дверью отдышался, чтобы не выглядеть запыхавшимся, повторил про себя приветственную речь и тренькнул звонком.

Долго не открывали, затем в дверях показалась Оксана. Вид у нее был такой, что стало понятно: если бы она могла не пустить, то не пустила бы - но... что она могла, собственно?..

Лисовский вошел в квартиру, хотел, как обычно, обнять Оксану, но она попыталась отстраниться. Лисовский напрягся, увидев ее перепуганные глаза. Он снял стильный глянцевый рюкзак под ноут, поставил его у стенки и увидел рядом мужские туфли. Ага. Вот оно что. Лисовский прислушался, и двинулся на кухню. Кажется, гости были там.

Да, был гость. Плотноватый, настороженный мужик за полтинник, сидевший за столом, ближе к окну, вытянув ноги в носках и нагнув башку с залысинами. На столе, в бутылке, какая-то невнятная ботва, то ли малинка, то ли калинка - одна из тех гадостей, которые цветом и запахом травмируют вкус, обоняние и уродуют водку. Собственно, для того ее и уродуют, чтобы всяким дерьмом отбить дешевизну воды и убожество ректификации. Оксана, кажется, пила чай.

Лисовский несколько секунд рассматривал знакомое лицо человека, которого, при этом, никогда не видел раньше. Затем двинулся к буфету в поисках банки с кофе. Чайник уже приветственно урчал.
- Молодой человек, а вам не кажется, что время позднее для визитов? Ксюха, кто это вообще такой? - вопросил гость.
- Оксана, а сахар где? - крикнул Лисовский, игнорируя глупые вопросы, затем повернулся, осмотрел стол, нашел взглядом сахарницу.
- Ты тупой или глухой? - поинтересовался мужик? - Или крутой?

Оксана безучастно стояла в дверях кухни, глядя промеж обоих своих поздних гостей, каждый из которых был, судя по всему, и незваным, и таким, которого просто так не выгонишь.

Ох, как не хотелось Лисовскому ничего делать. Особенно если ты несколько дней думал - что сказать человеку, которому причинил столько беды в жизни? Ну, пусть не ты лично, пусть даже ты меньше всех виноват... но все равно. Разговаривать же пришел, не воевать.

Лисовский сокрушенно вздохнул, повернулся спиной к мужику, нажал на защелку крышки электрического чайника, заглянул внутрь, проверяя готовность. Потом снял его с базы, развернулся, и метко выплеснул кипяток в лицо мужику.

Ошпаренный заорал так, что чуть стеклопакеты не вылетели, вскочил, опрокинув табуретку, и судорожно затер лицо руками, паря мокрой рубашкой, как углекислота на солнце.

Лисовский с сочувствием посмотрел на пострадавшего, затем снял с плиты тефлоновую сковородку, прокрутил ее в руке, ставя ребром на удар, занес за плечо, как бейсбольный кетчер биту, дождался, пока вареный мужик уберет руки от лица, и, выворачиваясь корпусом, врезал по носогубной складке, по верхним зубам.

Эх, не те пошли сковородки, то ли дело - старые–добрые, чугунные, которыми легендарная бабка Параска лупила легендарного деда Панаса за измены с не менее легендарной бабкой Палажкой... А сейчас - продукция фирмы «Цептер», что с нее взять, кроме омлета? Но получилось тоже сносно, мужик грохнулся на стол, переворачивая его и рассыпая по полу кубики рафинада из сахарницы.

Оксана стояла молча, без особых чувств глядя на происходящее

Лисовский удовлетворенно кивнул, сходил в прихожую, покопался в рюкзаке и вернулся на кухню с пистолетом в руке.
- А ну-ка, дай посмотрю, - заботливо сказал Лис мужику, ворочающемуся на полу и вытирающему окровавленный рот. Тот, как под гипнозом, распахнул пасть, и Лисовский тут же воткнул в нее ствол, выворачивая его кверху, нажимая на мягкое небо и заставляя встать.
- Еще раз, - ласково сказал Лисовский, - Увижу тебя здесь... Ты что, пидор лисичанский, боссом себя мнишь? Это «фроммер» в твоей ебаной пасти, семь-шестьесят пять. Экспансивная пуля, ты охуеешь, когда увидишь - что он делает с такой дурной головой, как эта. Ты там тихо сиди в своем Лисичанске, а сюда больше не приезжай, хорошо? Надо будет увидеться - в гости приглашай

Мужик, подпираемый стволом под небо, сделал несколько блевательных движений и кивнул, как смог.
- Нет, ты скажи. Слово дай.
- Ы... - сказал мужик.
- Хорошо. Потому что иначе будет пиздец и тебе, Федор Николаевич, и твоей жене Ирине Семеновне, и пиздюку твоему Филиппу, по которому триста-девятая плачет, и пиздючке твоей Инне, по которой плачет уже сто-девяносто и двести-двенадать. И всему твоему колхозу, где вы на мелком подсосе у настоящих людей сидите, и по которому плачет лесная полянка и лопата в багажнике.

Лисовский укоризненно покачал головой.
- Вас всех сварят, сука, в бензине с твоей заправки. Видишь, какой у нас уровень осведомленности? Вот так готовятся к войне, чтобы взять за сраку и порвать. Понимаешь? А ты, хуйло, спрашиваешь: «Кто этот молодой человек»? Чтобы так спрашивать надо, как минимум, уже знать - кто этот молодой человек. Я вот знаю, кто ты такой, а ты - нет. Знаю - на чем и куда ты ездишь, как воруешь и чем живешь. Как ты собрался воевать? Я доступно разъяснил, Федор Николаевич?
- Ы... - повторил мужик.
- Хорошо. И учти, сковородкой - это для примера. В другой раз буду пиздить холодильником.

Лисовский, как в вальсе, повел мужика спиной на выход, открывая им двери. Довел, вытащил мокрый створ «фроммера» изо рта пациента, развернул его лицом на выход, покрутил барабанчик защелки входных дверей и дал пинка.
- Фуфли. - сказал мужик, оборачиваясь в коридоре.
- Что?
- Офуфь. - мужик показал на туфли, стоящие у двери

Лисовский выбросил мужику, один за другим, оба ботинка.
- И учти. Я твой ФЕД-Петролеум в кулаке держу. Я твой ужас. Я тебе сейчас не пизды дал, а просто намекнул на возможность получения настоящей пизды. Детали я тебе в письме разъясню, как и условия капитуляции. Все, нахуй пошел. И про Оксану забудь, налоговичку свою еби. Пока вы оба на свободе. Лифт не работает, кстати, пешком топай.

Лисовский захлопнул дверь и обернулся. Оксана стояла в коридоре, глядя пустыми глазами. Все пошло не так, вообще не так, и никаких слов уже не оставалось. Лисовский