на колени.

Он спросил полуживую Свету, еле стоящую на широко расставленных ногах, как она хотела бы наказать этих отщепенцев, но она окончательна отрубилась и упала на землю. Лимбо взвыл от бешенства, а я предложил ему испытать на них то, что мне пришло в голову - я взял у одного из братьев стрелу, сказал братьям, чтобы подвели Бвану к помосту и уложили на живот, как когда-то Свету, но с другими целями. Братья подумали, что я их задумал трахнуть как Свету и зароптали, но я показал им, что не собираюсь их трахать, после чего попросил крепко держать старшего недоноска, а сам одной рукой раздвинул его ягодицы. Этот подлец почувствовал неладное, и его сморщенный анус сжался от страха, а я тем временем хлёстко ударил по его ягодице стрелой, его анус расслабился, и я, воспользовавшись этим, вонзил острый наконечник стрелы с острыми, как бритва, крыльями, в его очко сантиметров эдак на десять, отчего он заорал как резаный, а я резко провернул его на пару оборотов по часовой стрелке, вгрызаясь в нежную плоть, и сильно потянул на себя, но он крепко засел в его заду, чего я и добивался. Завершая задуманное, я обломал древко стрелы у него в заднем проходе, да так, что его не было видно, а сделал это для того, чтобы вытащить его было тяжелее и болезненнее - при всём желании достать его было возможно только разрезав задний проход, чего врагу не пожелаешь, но он заслужил это. Я с удовлетворением смотрел на ручеёк крови из его зада. То же самое я проделал с остальными садистами, после чего мы отпустили их домой.