ликованием. Она тогда будто пробуждалась от векового сна. Она вновь познавала окружающий мир через него. И смотрела на себя его глазами. А когда он вошел в нее, когда они закружились в облаке света, когда что-то давившее и не дававшее покоя внутри вдруг разорвалось и растеклось блаженством и силой по их телам, она поняла, что любила всегда только его, а он любил только ее...

Господин нежно поднял Кайнариони на руки, продолжая осыпать ее тело и лицо поцелуями, и уложил на спину. Ее щеки были мокрыми и солеными от слез. Он догадывался, о чем она думала, но уже не мог остановиться. Его даже не смущало то, что она не отвечала на его поцелуи. Он чуть развел ее ноги в стороны, нежно погладил внутреннюю поверхность бедер, коснулся заветного бутона и склонился к нему. Его горячий шелковистый язык скользнул по чувствительным складочкам вдоль ее половых губ, по самим губам, по небольшому бугорку. В ответ ее мышцы напряглись, спина выгнулась, и из горла вырвался сдавленный стон. Он снова провел языком по ее половым губам, чуть сильнее надавив на клитор, и с удовольствием отметил, что бугорок стал чуть больше, губы ярче, и на них появился терпковатый вкус. Она застонала громче и еще сильнее выгнула гибкую спину. Он чуть раздвинул языком лепестки, скрывавшие вход в ее такое манящее лоно, и стал двигать им с такой скоростью и энергией, что уже через несколько мгновений Кайнариони кричала в голос, и от ее криков, казалось, разверзались сами небеса.

Господин отпрянул от ее влагалища, когда она в изнеможении повалилась на пол, одурманенная таким бурным оргазмом, навис над ней на руках, поцеловал, одновременно пальцами разведя ее половые губы, и резко вошел в нее. Тарна вскрикнула от боли и неожиданности - жесткая шерсть царапала нежную кожу. Она извивалась под ним, пытаясь отстраниться от этого орудия пытки, но он крепко держал ее бедра. Она выла и плакала, умоляла отпустить и пожалеть ее, но он был глух к ее мольбам и рыданиям. Он вошел в нее лишь чуть больше, чем наполовину, а ей казалось, что огнем горели все ее внутренности - от разрываемого покрытым шерстью членом влагалища до самого желудка.

Когда он вошел полностью, и чувствительная головка уперлась в мягкую мышечную стенку, она была уже настолько измочалена, что никак не реагировала на его движения. И тогда он ускорился, а она потеряла сознание.

Его извержение привело ее в чувство - горячее семя, бурным потоком заливавшее пылавшие от боли внутренности, доставляло еще большие мучения, чем все, что было до этого. Но вот он вышел, и невольный стон облегчения вырвался из ее груди.
- Прости, что доставил тебе столько боли, - он лег на холодные мраморные плиты рядом с ней, убрал со лба слипшиеся от пота и слез волосы и нежно поцеловал ее в щеку.

Она отвернулась от него:
- Ты хотел пройти? Иди...
- Спасибо... - он поднялся на ноги, вытер все еще поблескивавший от ее соков вернувшийся в нормальное положение член и вышел из Зала Совета.

Кайнариони осталась лежать на полу.

Пока он гулко цокал по коридорам дворца, пока поднимался по потайной лестнице, скрытой за Святилищем, пока открывал неприметную дверцу в самой высокой башне, в нем зарождались и боролись самые разные чувства: торжество, потому что ему, наконец, удалось добиться того, о чем он уже и мечтать перестал, печаль, потому что ради этого ему пришлось убить великого воина и достойного человека, стыд за то, что он сделал с Кайнариони, сомнение, потому что он не был уверен, стоило ли оно того, и, наконец, страх того, что Аэль в который раз обманул его, что он просто решил руками Бога Смерти убрать неудобного Истинного Воина и поставить на место не в меру загордившуюся Тарну, что в последний момент Бог Неба обернет свой золотой посох против того, кого сам же и вытащил из его Преисподней. Взявшись за ручку двери, он даже подумал о том, чтобы уйти, отказаться от своих притязаний и вернуться к своей лаве и дыму. Но тут же вспомнил колышущиеся на ветру легкие доспехи на теле Антанаэля, укрытое крыльями его солдат поле, его потухшие, но не примирившиеся глаза, и понял, что пути назад уже нет. Что бы он ни сделал сейчас, ничего уже не будет по-прежнему...

* * *

Нина, ночная воспитательница и бывшая воспитанница детдома № 3, бежала на работу. Холодный ноябрьский вечер спустился на небольшой провинциальный городок совсем уж внезапно, скрыв последние лучи заката в косматых свинцовых тучах. Промозглый ветер холодил тело под куцым пальтишком, заставляя девушку кутаться в старый шерстяной платок, который все норовил сползти с головы, подставив ветру и без того нещадно мерзнущие уши.

Она перебежала через дорогу, юркнула в узкую калитку в ограде двора детдома и, замедлив шаг и пытаясь восстановить дыхание, двинулась по дорожке, которая огибала здание. По ее левую руку тянулась живая изгородь из все еще довольно густых кустов бузины, а по правую находилась стена детдома. Когда Нина уже шла по двору, небо вдруг разразилось мелкими горючими слезами.

Фонари не горели ни в самом дворе, ни на улице за оградой, поэтому ее путь освещал лишь свет из зарешеченных и зашторенных окон детдома.

Вдруг слева и чуть спереди напротив столовой, где как раз успели потушить лампы, раздался шорох. Девушка остановилась, безуспешно вглядываясь в темноту, но никакого движения не заметила. Она сделала еще пару шагов и снова услышала шорох в кустах, на этот раз немного ближе. Ошибиться было невозможно - кто-то продирался сквозь живую изгородь. Нина шагнула к краю дорожки. Шорох, хруст ломающихся веток, и ей на руки в буквальном смысле свалился высокий плечистый, но довольно худощавый парень с длинными светлыми волосами, одетый в легкую жилетку, широкие легкие штаны и кожаные браслеты, почти полностью закрывавшие его предплечья.

Девушка охнула и присела, инстинктивно обхватив незнакомца руками. И почувствовала на его спине что-то холодное и липкое. Она осторожно уложила его на влажную дорожку. И только тут заметила, что в левой руке он сжимал короткий узкий меч - полированное железо тускло поблескивало в неверном свете от окна медпункта. Нина вскочила на ноги и стремглав бросилась к этому окну. Раз свет еще горит, значит, фельдшер Света все еще на месте. Она постучала. Стекла задребезжали в старой раме, и через мгновение фельдшер выглянула в окно. Она была уже одета и, видимо, собиралась уходить. Увидев испуганное лицо Нины, Света тут же распахнула створки:
- В чем дело?
- Там... парень... - задыхаясь, ответила Нина и подняла руки - ее ладони и рукава пальто были измазаны кровью.

Светлана коротко кивнула, закрыла окно и через пару минут появилась на крыльце детдома в наброшенном поверх пальто белом медицинском халате. Нина махнула ей рукой, показывая, где она оставила раненого.
- Ух, тяжелый, - проговорила фельдшер, закинув себе на плечо правую руку парня и с трудом подняв его на ноги. Нина пристроилась слева, невольно отстраняясь от грозного оружия в его руке.

Поддерживая незнакомца под грудь и спину, девушки медленно, пыхтя, втащили его по ступенькам на крыльцо, затем повели