Кинув в пакет шмоток, чтобы не таскаться от Ди домой в Сергели каждый день, я вскочив в девятнадцатый троллейбус, отправился в долгую дорогу к Малявину.

Сергели, где за каждым поворотом возникали званные и незванные призраки моих предыдущих жизней, я решил покинуть навсегда.



***



Хотя Малявин и слыл нон-конформистом, даже бунтарем, я вечно злился на него, за то что он, на мой взгляд, не шел в своем бунте до конца.

Пить - так до блевотины, наркота – так до ломок, бабы – да так чтоб до цугундера!

Вот как я и представлял себе тогда настоящий бунт.



А Малявин просто был последним героем, растаскивающий убиенных горем от заблеванных унитазов до ближайшей кровати. С немецкой аккуратностью он укладывал штабелями тех, кто полчаса назад смеялся над ним, обвиняя в неумении по русски пить.

Малявин мудр, а разве настоящий бунт может быть мудрым?



Вся экономика Ташкента в те дни сводилась к трем основным почетным профессиям - таксист, проститутка и автобусный контролер. Этот локомотив триединства и созидал тогдашний валовый нацпродукт нашего города.

На каждом движущимся, хоть сколько-либо относящимся к общественному транспорту средству появилось по контролеру. А то и по два. Пассажиров обкладывали как серых волков - двигаясь со одновременно со всех дверей. В Ташкентском автобусе тех времен гораздо легче было срезать у кого-нибудь кошелек, чем попытаться проскочить зайцем.

Проезд без билета сложнейшая многоходовая операция- и сейчас мне ее не вытянуть. Поэтому я с тоской отдаю дуболомам последнюю сотню.



Как стану передвигаться завтра, один бог ведает. Наверное, снова воровать пойду. Что-то, а магазин подломить, Василь Макарыч, я еще смогу!



***



Пройдя большую часть финишной прямой от остановки до дома Малявина, я понял что не смогу дойти до туда сухим, ежели немедленно не поссу. А был я тогда в районе метро Хамида Алимджана - там эти цепные койоты во все подъезды уже замков понавертели.



В лагере ссать сверх меры совсем не казалось отклонением от нормы. За ночь я вставал несколько раз - и был в этом не одинок - в дальняке либо кто-то уже ссал, либо шоркал обратно - спать. Зэки любят ссать. Узбеки-каторжане связывали это являение с пищей.

Великий Авиценна им завещал, будто если ешь только варенную пищу - больше ссышь, чем когда ешь только жаренную. Мол, откинемся, покушаем вольной жрачки все и пройдет.

Пока не проходило. Я терпел до последнего, и когда становилось совсем уже невмоготу - тихонечно, чтобы не потревожить чуткий сон Ди - сползал с кровати в туалет.



Ди всегда просыпалась, демонстративно ворочалась и шумно вздыхала. В эти унизительные моменты, я чувствовал себя ненужным старым мерином. Пахать на нем уже нельзя, телегу тоже не тянет - а бойня пока закрыта, на праздники. Вот и стоит, ожидаючи, сердешнай.



Я думаю, виной ссанью тот мой первый год в Таштюрьме, пока я ждал суда.



У нас было десять шконарей на сорок пять человек, а бетон штука вредная.Легкие с почками ест за милую душу. Мы сидели или лежали на нем месяцами. И чего спрашивается было год меня держать на цементном полу до своего паскудного суда? Делюга простая, доказательств выше крыши - суды продажные как ни в одной стране мира - для кого эти спектакли? А выборы с одним кандидатом? Вспомнив о выборах я нос к носу столкнулся с юртбаши. Как и в Зангиоте, в Ташкенте неразлучимое трио - юртбаши и Амура Тимура с лошадкой было везде и в избытке. Количество портретов и их размеры ошеломляли.



Сейчас перед мной возникло масштабное металлическое сооружение своими инженерными масштабами скорее напоминающую подстанцию высоковольтного напряжения, чем просто подставку для ритуального интерфейса юртбаши.



Отец свободных узбеков вышел широкоплечим, как брат Кличко. Его украшенная благообразной сединой голова упиралась в хрустальный небосвод. Вокруг головы довольно заметно сиял легкий, относительно скромный нимб. Нимб конечно же был призван напомнить нам святости и внеземном происхождении юртбаши, но видимо, чтобы избежать обвинения в пропаганде культа личности, фотохудожник несколько ослабил свечение.

От этой полумеры казалось, что нездоровую подсветку юртбаши заработал в ходе ликвидации последствий взрыва на четвертом энергоблоке Чернобыля.



У ног юртбаши суетились счастливые дети нового узбекского завтра.



Когдя я вошел юртбаши в тыл, и начал с грохотом Ниагары отливать, в моем мозгу пронеслись минимум три статьи уголовного кодекса, которые я нарушал этим простым и вполне естественным актом. Одна из статей, а именно оскорбление чести и достоинства юртбаши, не имеет срока давности.



К счастью, по царящему сзади юртбаши тяжелому запаху старой человеческой мочи, я быстро заключил, что правонарушение носило массовый характер.



***



Когда меня посадили в первый раз, компьютеры были экзотикой из журнала Наука и жизнь, а когда я, наконец вышел, у каждой дворовой собаки была своя мобила, и на каждом углу были загадочно-манящие интернет кафе.

Я очень боялся выглядеть полным лохом и долго не решался вступить на порог этих инопланетных капищ.



Наверное, там внутри все мигает, как на концертах Пинк Флойд, а люди, собравшись у камина в полукруг, пьют кофе с киевским тортом. Особый сорт интернет кофе, разумеется.

А у всесильного Малявина был свой собственный домашний компьютер.

Один из первых селеронов, всего с восьмью гигами на громко тарахтящем хард драйве и по черепашьи медленным узбекским дайл апом.



Компьютер тогда показался мне символом мистического могущества Малявина.От этих информационных откровений я отстал на долгие годы.

Малявин взахлеб рассказывал как Билл Гейтс победил нетскейп в битве браузеров, и как виндоуз вкупе с поисковыми системами рулит теперь всем миром.

Из его восторженной речи я не понимал почти ни слова.



Магистр ловко нажимал кнопки на компьютере показывая мне разные диковины. Из селерона то лилась музыка, то мы оказывались на официальном сайте Битлз, то всего за пару секунд искусственный интеллект переводил на русский целую страницу текста. Меня обуял мистический ужас. Такого уровня постижения тайн Вселенной мне не достичь никогда.



Мой продвинутый друг ловко открыл почтовый ящик на рамблере и минут сорок терпеливо объяснял как им следует пользоваться.

Теперь можно писать письма. Только вот пока не знаю кому. Поэтому первое письмо я отправил самому себе.



- Вот так-то. Имыйл у тебя уже есть. Первый шаг сделан! Сейчас я протестирую твой английский, освежим малость если скрипит, и быстренько сварганим тебе блестящее резюме!



Создадим самого востребованного сейчас на рынке офисного специалиста. Пролетария, так сказать, офисной рутины.

Компьютер вот только освоишь маленько, и цены тебе не будет.Ручаюсь.

Так что, ты почаще приходи – упражняйся. Я с десяти утра на ногах.



- Да-да. Добавь в резюме мой огромный опыт отсидки на усиленном режиме.Не