Фотки по ходу вышли страшнючие – во первых, я на них совершенно лысый, а во вторых, у меня сломались последние очки, и к фотографу пришлось пойти в ярко-голубых контактных линзах Ди.

В силу обстоятельств я тогда вовсю пользовался добротой Ди - брился женским станком, пялил на себя все ее нерозовые футболки и почти все, ну, не самые узкие джинсы.В покое разве, что оставались лифчики и кружевное негляже Ди.

Хотя то что было у Ди под кружевами, я старался не оставлять в покое не на минуту. Стоило ей выйти из комнаты с дочкой, как я ловил ее то в ванной, то в кухне, если она прохлопывала крючок - то и в туалете.

Я наивно полагал, что ей нравится такое обилие внимания.

Нужно было ехать в Сергели - снимать на паспорт отпечатки лица .

Всю дорогу пялился на отражение в витринах и окнах троллейбуса - глаза как у обделавшегося крошки-енота. Да еще и с отвычки от одной линзы, иногда резко подергивается левое веко. Картина называется - “Возвращение Нервного”.

С первых же дней на свободе, мое самолюбие вместо половой тряпки. О него вытирают ноги несколько раз в день все кому не попадя.

Чтобы хоть как-то приласкать самолюбие, я уверяю себя, будто эти щегольские голубые линзы - нужны для конспирации. Я помню как менты “проводят розыскные мероприятия” - зачем же им в этом помогать.

Идея заранее обломать борзым мой будущий розыск настолько пришлась мне по вкусу, что я купил целую пачку жвачки. Забив всю жвачку между десной и верхней губой, я заметно подпортил овал лица выданный мне господом.

Получился эдакий лысый упыристый пидорок с проницательными ярко-синими глазами и тонкой шеей. Разве же я мог подумать, что довольно скоро мне придется пересекать международные границы, и валенковые погранцы разных государств будут подолгу сравнивать эту жуть с оригиналом.

У меня сейчас целая куча совершенно бессмысленных и бестолковых дел. Упаси вас, конечно, бог от отсидки в тюрьме, но это еще, поверьте, полбеды.

Настоящая беда это из тюрьмы освобождаться.

Вымогная система начинает вас тут же испытывать на прочность.

Исправились ли? Точно? Сможете ли устроиться на работу без прописки? А без трудовой?

А военкомате как объясните, что из института ушел в бега, потом в зону, потом снова в бега?

А родина как же без присмотра? Ты родину вообще любишь? А мою родину упразднили, извините.

Сможете ли прописаться без паспорта?

А урвете ли паспорт без этой самой прописки?

Дадут ли разрешение на прописку без справки, что у вас нет спида и туберкулеза?

А подпишут ли три разных человека, находящиеся в трех разных частях города, и принимающие только до обеда, главное разрешение на получение дополнительных разрешений?

И снова все по-кругу.

Везде очереди, злые как собаки свободные рыночные люди, наглые чиновники, которые смотрят на тебя как на последнюю безденежную мелкоуголовную шваль, и за все их идиотские бланки надо тут же платить.

А работы то нет, следовательно и денег тоже нет, и ты снова стреляешь мелочь то у Ди, то у мамы, ее едва хватает на проезд и пачку дешевых Родопи ташкенской топорной сборки.

И самое паскудное - глубоко внутри я не верю в насущную необходимость паспортов, виз, гражданств, армий, тюрем и участковых приставов. Стоя в очередях с кретинской бумажкой для того чтобы очередной кретин приложил к ней свою кретинскую руку - заставляет чувствовать полным кретином меня самого.



А так хочется просто жить и радоваться! Я смотрю на бродячих собак и в очереднй раз завидую. Это не двуногие обезьяны создали самую продвинутую цивилизацию и летают теперь в космос. Это собаки создали самую продвинутую цивилизацию. Двуногие вон бегают и занимаются бессмысленным обменом свободного времени на бумаги с подписями и портретами. А собаки просто подходят к ним на остановке, делают печальный взгляд, забирают остатки самсы, проглатывают их - и дальше, по своим, заметьте, делам.

Мне хочется стать бездомной собакой. Передышки хочется, просто остановиться на секунду и опомниться от всей этой лавины событий, сменившей предсказуемые до минуты правила внутреннего распорядка.



***



На семейном совете мне был вынесен беспощадный приговор – английская спецшкола. Или как их тогда называли с углубленным изучением английского языка.

Это решение было не менее судьбоносным чем решение отца выбрать Сергели. И эта школа помогала мне потом всю жизнь – от Таштюрьмы до Таймс-сквера.

Была только маленькая проблема – чтобы добраться до кладезя знаний, нужно было ехать часа полтора на двух забитых внепродых автобусах. В один конец.

Ничего страшного, - сказал поправляя очки отец – я в четырнадцать лет пошел работать на кирпичный завод, а смелый Гайдар командовал полком уже в шестнадцать.

Мама возразила, сказав, что на кирпичных заводах тогда не работали педофилы, а на автобусах, особенно на сороковом маршруте, они просто кишмя кишат. Когда я попытался собрать побольше информации о загадочных педофилах, родители быстро переглянулись, и мы пошли пить чай с маминым наполеоном.

Семейный совет был объявлен закрытым.



Львиная доля жизни моей таким образом прошла на остановках, автобусах и метро.

Педофилы,правда, так и не повстречались, но и друзей в Сергелях тоже завести долго не удавалось. Я был иной.

Все нормальные люди учились в седьмой школе, не слова не знали по-английски, и редко заезжали дальше автостанции Самарканд. Я же привык подолгу быть один, и впервые оценил тогда силу одиночества.

Поэтому наверно долго моим единственным другом в Сергелях был пудель Борька.

До тех самых пор пока мы с ним однажды не очутились на уютном сергелийском кладбище, где уже обитали Альба, Макс, Димон и Леший. Вся прелесть крошечного сергелийского кладбища и его страшная тайна- это потайные ворота в рай.

Чтобы быстрее попасть в рай, достаточно пройти в самый дальний угол клахи, перемахнуть через забор «умерших вспомним» и спрыгнуть там на землю.

Первое что с вами происходит это чувствительный удар по башке сладковатой волной маслянистого запаха вызревающей под палящим солнцем марьванны.

Сергелийское кладбище граничит с целым полем конопли-дикушки. Похоже на марихуеванные джунгли. Или на книгу Плаха старого нашакура Чингиза Айтматова. Экзотика.

Как говорится у классиков марксизма – коси себе и успевай забивать. Ташкент - мог бы стать столицей хиппи, а не колонией строгого режима.

Это поле чудес нашел наш Макс.Был у него филосовский заскок – шататься в одиночку по бескрайним сергелийским окрестностям. Он так партии шахматные обдумывал. Комбинатор!



Уже в одиннадцать лет Макс был чемпионом Сергелей по шахматам и занимал третье место по всему Ташкенту. В добавок к этому его отец, летавший капитаном международных линий на аэробусе, старался привить ему и любовь к каратэ.

Ура-маваши и способности знать то, о чем мы только хотим подумать, сделали Макса нашим безусловным вожаком. С ним считались даже старшаки.



- Я буду держать палочки в кулаке – а вы тянете

Макс объясняет нам правила