в постели и жду. Чего? Не знаю. Только мне кажется, что сегодня произойдет нечто, по сравнению с чем гибель Поля покажется лишь мелкой неурядицей.

Дверь снова тихонько скрипнула.

Я зажмурилась.

Кто-то легким шагом приблизился к моей кровати, осторожно приподнял край одеяла, лег рядом и прижался ко мне всем телом. Меня охватила дрожь. Когда-то, вот так же прижавшись ко мне всем телом, со мной спал мой сын. Он обнимал мои плечи и тыкался носом в мои волосы...

Чьи-то руки обвились вокруг моих плеч. Я улыбнулась:
- Поль...

Ответа не было.
- Я знала, что ты жив... Я знала, что меня обманули... - шептала я, не раскрывая глаз.

Что-то внутри меня кричало, что это не Поль, что он мертв, что либо это сон, либо это кто-то совсем другой...

Вдруг мягкие шелковистые губы коснулись моей щеки, а рука скользнула к моей груди поверх ночной сорочки. Я задержала дыхание. Нет! Поль бы никогда...

Цепкие пальцы быстро справились с завязками и крепко сжали мой правый сосок. Я тихо вскрикнула и раскрыла глаза.
- Можешь кричать, если хочешь, мама, - выдохнула она мне на ухо, - только все в доме давно уверены, что ты сошла с ума после гибели Поля, поэтому никто не обратит внимания и не придет тебе на помощь.
- Полина, не надо... - умоляла я, ощущая, как к горлу подкатывает обида.

Она отпустила мой сосок. И одним рывком сбросила на пол одеяло.
- Полина, перестань, прошу тебя, - заплакала я.

Но она меня не слушала. Она сорвала мою ночную сорочку и стала грубо ощупывать каждый миллиметр моего тела.
- Мама, тебе не помешало бы заняться спортом, - заметила она, больно щипая складки на моих боках.

Я извивалась всем телом и пыталась закрыться руками, но она не позволяла мне:
- Будешь дергаться, я тебя свяжу. Поняла, мама? - последнее слово прозвучало как оскорбление.

Слезы бурным потоком потекли по моим щекам.

Тем временем она тоже разделась. Даже в скудном свете от зашторенного окна я видела, каким красивым было ее тело - гибким, стройным, с небольшой по-девичьи дерзкой грудью, с мягким переходом от талии к бедрам, с длинными сильными ногами. И от вида такой красоты мне захотелось выть - ведь я никогда не была красавицей.

Она уселась у моих ног, чуть развела их и провела руками по внутренней стороне бедер:
- Да ты течешь, мама! - с улыбкой отметила Полина. - Интересно, а на Поля ты тоже возбуждалась?

Мои щеки вспыхнули. Откуда в ней столько грязи? Откуда такие мысли? Поль бы никогда не позволил себе так разговаривать или так вести себя со мной!..

Но она попала в точку.

В его последний приезд, когда он спал, обняв мои плечи, я не шевелилась не только, чтобы не потревожить его. Я никогда не позволяла Полю спать со мной, даже когда он был маленьким, но в ту ночь я не посмела ему запретить, потому что увидела в нем не просто мальчишку, не просто своего ребенка, не просто свою плоть и кровь. Я увидела в нем того, к чьему плечу мне захотелось прижаться, кого мне хотелось поцеловать не по-матерински в щечку, а так, как целуют мужчину. С кем мне действительно захотелось провести ночь. Но я не посмела показать ему это. До самого рассвета я вдыхала его аромат, ощущала, как его молодой энергичный орган терся о мое бедро, и изнывала от желания развернуться к нему лицом, расставить пошире ноги и насадиться на него, снова почувствовать его внутри себя, но уже не в животе, а гораздо ниже. Содрогаться в сладких судорогах, биться в его объятиях, прижимаясь к нему все ближе...

От одного воспоминания о тех мыслях меня бросило в жар и приятно заныло внизу живота.

Полина не могла не заметить этого.
- Мда, мама, неудовлетворенная похоть и уязвленное самолюбие - твои самые страшные враги. Если бы ты давала больше воли чувствам, Поль бы сейчас был жив, - проговорила она и склонилась к моей промежности.

Ее роскошные волосы рассыпались по моему животу и ногам, а ее прохладный язычок прикоснулся к моим половым губам. Я судорожно глотнула ртом воздух...

Она права, боже, как же она права! Неудовлетворенная похоть и уязвленное самолюбие! Именно они, а вовсе не я сама, виноваты в гибели Поля! Именно они заставляли меня быть такой холодной с ним... ах... как... как хорошо... она это делает... ах... ох...

Она крепко держала мои ягодицы, не позволяя мне слишком сильно вилять бедрами в ответ на ее движения, становившиеся все быстрее и яростнее. Язык Полины уже не просто проходился по моим половым губам - он с остервенением давил на клитор, проникал во влагалище, доводя меня до исступления.

Я не знаю, кричала ли я, выла ли, стонала, но последняя волна оргазма накрыла меня с головой, превратившись в тысячи светлячков, заплясавшими перед глазами.

Полина подняла голову:
- Ну что, мама, - она снова сделала странное ударение на этом слове, - теперь тебе легче?

Она подалась вперед, а ее руки снова заскользили по моему телу. Каждое ее прикосновение доставляло мне неизъяснимую боль и блаженство одновременно. Ее коленка уперлась в мою промежность, и от одного этого я вскрикнула и выгнулась всем телом. Она навалилась на меня, прижала к постели, ее волосы призывно щекотали грудь, плечи и лицо. А затем ее губы снова впились в мои, и я ощутила на языке вкус своих соков. Я попыталась отвернуться - этот вкус был мне неприятен - но она оказалась намного сильнее меня.
- Не сопротивляйся, мама, почувствуй, как это здорово, - с улыбкой шептала она прямо мне в рот, все сильнее надавливая коленом на мой клитор.

Я снова расплакалась. После удовольствия и даже чего-то, похожего на счастье, пришла боль, а вместе с ней и осознание того, что моя дочь, плоть от плоти моей, делает сейчас со мной нечто, о чем я и помыслить никогда не смела.
- Мама, - снова прошептала она, будто читая мои мысли и стараясь сделать мне еще больнее, - мама...

Она села мне на грудь, широко раздвинув ноги и открыв моему взгляду свое самое сокровенное, похожее на бутон розы, обрамленный золотистым пушком. Затем обеими руками подняла мою голову и прижала к этому бутону, чуть не сломав мне шею.
- Давай, мама, теперь твоя очередь доставить мне удовольствие, - услышала я ее приглушенный шепот.

Я закрыла глаза и высунула язык, несмело скользнув по ее чуть солоноватым половым губам. Она вздрогнула. Еще одно движение - кажется, я случайно задела клитор. Она дернулась и сильнее прижала мою голову к своему животу. Я стала быстрее водить языком. Вкус становился все интенсивнее и, к моему удивлению, он начинал мне нравиться.

Она стонала, судорожно сжимала ноги, почти перекрывая мне доступ кислорода, затем чуть обмякла, и я, чтобы иметь возможность проникнуть в нее как можно глубже, крепко вцепилась пальцами в ее мягкие девичьи ягодицы. Ее кожа была шелковистой, ее запах дурманил похлеще, чем запах ритуальных благовоний в том буддийском храме, где мною овладел отец Поля...

Пол там был теплым, деревянным, усыпанным лепестками цветов. Сандаловые палочки, тихо потрескивая, тлели в специальных подставках у ног статуи Будды. Служители храма безмолвными тенями проходили мимо нас, будто и не замечая,