Забыт по умолчанию
от главных сил. Наполеон решил преследовать русских силами кавалерии, а вот Остен-Сакен решил, что накануне решающих событий отступать вообще нехорошо и вознамерился с Блюхером соединиться. Для этого сначала надо было для начала оторваться от французов и весь корпусной обоз под прикрытием малой части парней Васильчикова как приманка двинулся в ложном направлении. Расчет оправдался и француз поскакал следом, за славой и ништяками и кое-что из барахлишка ему даже досталось. Обоз ведь должен был отступать как насмерть напуганная самим Наполеоном пехота, скорость движения была высока и, когда повозка ломалось, только наиболее ценное с нее перегружалось, остальное бросалось. Со славой, однако, незадача вышла. Несмотря на весь свой численный перевес, французы не смогли прорваться ни разу к самому обозу, не смогли взять ни одного пленного, тайну отступления не раскрыли и корпус Остен-Сакена благополучно потеряли. Боевая задача была выполнена, обоз прикрыт наглухо.
А вот в битве при Бриенне все было еще сложнее. Войска успешно отражали Наполеона, но к ночи французы смело сманеврировали, обошли с тыла и взяли Бриеннский замок, нависнув над русской позицией. Надо было отходить, но это было проще сказать, чем сделать. Отступать надо было в ночь, по распутице под проливным дождем. Промокшие заряды, грязь по колено, по которой надо тащить пушки, и французские кирасиры на плечах. Катцбах, только наоборот? Правильный ответ – почти, потому что отход снова прикрывал Васильчиков. И дело не только в том, что снова он не позволил противнику приблизиться к своей пехоте (в качестве компенсации предлагалось болезненное, но щедрое опиздюливание), а и в том, что боевая задача решалась не формально и гусары ещё успевали своими лошадьми тащить из грязи застрявшие пушки. Ни одно орудие не было потеряно, ни одно! То, что вполне могло стать катастрофой, окончилось как организованный и успешный отход. Вообще, сложность задачи и блеск ее выполнения можно понять и оценить и по другому. За Бриенн Васильчиков был награжден Георгием второй степени, который за все 141 год существования ордена получили менее ста тридцати человек.
В боевой биографии Васильчикова был еще один эпизод как бы «наоборот», очень характерный. Те, кто читает этот текст, наверняка помнят подвиг 27 дивизии Неверовского, прикрывшей Смоленск и отразившей больше десятка атак конницы Мюрата. Сколько точно сейчас уже не сказать, историки считают все по разному, а те, кто закрыл в тот день дорогу на Смоленск, вообще атаки не считали. Они их отбивали. Но надо признать, что Мюрат, желая забрать всю славу себе, нашим невольно задачу облегчил. Оставил сзади свою артиллерию, потом врал, что сама застряла, и отказался от помощи пехоты Даву. Так вот, в марте 1814 года казаки барона Корфа обнаружили двигавшийся к Парижу очень большой французский обоз под охраной дивизии Национальной гвардии. Преследовал этот обоз Корф или просто сопровождал понять непросто еще и потому, что те же казаки в соседнем замке нашли и оприходовали симпатичный погребок на 60 000 бутылок. Но утром следующего дня к месту действия у Фер-Шампенуаза подтянулся Васильчиков и картина резко переменилась. Кроме кавалерии, Васильчиков привел с собой три батареи конной артиллерии и так прижал французов, что те, всего за пару часов и задолго до Миши Горбачева поняли, что высшая человеческая ценность это, без сомнения, жизнь, а потому обоз это не главное и наносное и вообще надо самим как-то прорываться. Домой, к мамке. Васильчиков вроде бы не возражал, но мост отступления построил на наших гвардейских кирасиров, только что трепавших маршалов Мармона и Мортье совсем неподалеку. В общем, тех французов спаслось не более 500 человек. По самым смелым подсчетам.
Тут вроде бы надо плавно перейти к разговору о самом лучшем кавалеристе той войны, ну и доказать соответственно, что наши лучше всех, но делать я этого не собираюсь. На гербе Васильчикова стояло «Жизнь — царю, честь — никому». Слепому ясно, что он воевал не ради славы. Так зачем оскорблять память человека, служившему Отечеству, всякими сравнениями, от которых за версту несет мерянием пиписьками? И главное, такие, как Васильчиков, для меня всё равно гораздо лучше самых лучших. На самом верху, в генеральском мундире, он представляет для меня особый, высший тип русских офицеров. Знавших и любивших своё дело, которых, куда ни поставь, в какую дыру ни загони, они всё равно окажутся, в конце концов, в решающем месте. И когда надо, они скуют, и когда надо, они сокрушат. Незаметно сделают невозможное и свершат небываемое. И в награду себе попросят всегда одного и того же. Чтобы им не мешали.
После войны Васильчиков сперва командовал гвардейской кавалерией, а потом и всей русской гвардией, но после волнений в Семеновском полку ушел в отставку, посчитав себя морально ответственным. А когда декабристы только вывели на Сенатскую войска и ситуация была зыбкой и неопределенной, Васильчиков без промедления, одним из первых, встал на сторону царя и затем именно он, теперь уже самым первым, предложил картечь в качестве решения. Колеблющемуся Николаю объяснил по-солдатски прямо «Это необходимо для спасения вашей Империи». Теперь ясно, что после 1917 года имя Васильчикова оказалось в самом черном списке, но вот только облить это имя дерьмом оказалось практически невозможно. При большом желании еще можно было поговорить об отсутствии у него глубокого образования и проницательного философского ума. Но вот куда спрятать прямоту, мужество, благородство и бескорыстие Васильчикова, которые отмечалось всеми, везде и всегда. А потому имя его было решено просто не упоминать, вымарать.
Но всё это случится потом, а пока верность, решительность, прямота и ясность суждения сделали Васильчикова незаменимым для Николая. В итоге, в 1838 году он назначил Васильчикова председателем Совета Министров, а через год возвел в княжеское достоинство. Интересно, что на свое назначение тот отреагировал весьма оригинально, по-васильчиковски «Боже мой! До чего мы дожили, что на такую должность лучше меня никого не нашли», но место принял и должность исполнял до самой своей смерти в 1847 году.
Кто-то из образованных и продвинутых наверняка скажет «Конечно, сумел автор в свою биографическую справочку напустить патриотизма. Только зря это. Персонаж, может, лично и симпатичный, но как ни верти, генерал второстепенный, как государственник ещё слабее, а если копнуть, так вообще сатрап и душитель» Да и ладно. Я даже спорить не буду. В скромной надежде, что кто-то другой, поглупее и попроще, ну, в общем, из тех придурков, что любят свою мать просто за то, что она их мать, найдет в своей благодарной памяти место ещё для одного русского имени – Илларион Васильевич Васильчиков.
Скачать Java книгуА вот в битве при Бриенне все было еще сложнее. Войска успешно отражали Наполеона, но к ночи французы смело сманеврировали, обошли с тыла и взяли Бриеннский замок, нависнув над русской позицией. Надо было отходить, но это было проще сказать, чем сделать. Отступать надо было в ночь, по распутице под проливным дождем. Промокшие заряды, грязь по колено, по которой надо тащить пушки, и французские кирасиры на плечах. Катцбах, только наоборот? Правильный ответ – почти, потому что отход снова прикрывал Васильчиков. И дело не только в том, что снова он не позволил противнику приблизиться к своей пехоте (в качестве компенсации предлагалось болезненное, но щедрое опиздюливание), а и в том, что боевая задача решалась не формально и гусары ещё успевали своими лошадьми тащить из грязи застрявшие пушки. Ни одно орудие не было потеряно, ни одно! То, что вполне могло стать катастрофой, окончилось как организованный и успешный отход. Вообще, сложность задачи и блеск ее выполнения можно понять и оценить и по другому. За Бриенн Васильчиков был награжден Георгием второй степени, который за все 141 год существования ордена получили менее ста тридцати человек.
В боевой биографии Васильчикова был еще один эпизод как бы «наоборот», очень характерный. Те, кто читает этот текст, наверняка помнят подвиг 27 дивизии Неверовского, прикрывшей Смоленск и отразившей больше десятка атак конницы Мюрата. Сколько точно сейчас уже не сказать, историки считают все по разному, а те, кто закрыл в тот день дорогу на Смоленск, вообще атаки не считали. Они их отбивали. Но надо признать, что Мюрат, желая забрать всю славу себе, нашим невольно задачу облегчил. Оставил сзади свою артиллерию, потом врал, что сама застряла, и отказался от помощи пехоты Даву. Так вот, в марте 1814 года казаки барона Корфа обнаружили двигавшийся к Парижу очень большой французский обоз под охраной дивизии Национальной гвардии. Преследовал этот обоз Корф или просто сопровождал понять непросто еще и потому, что те же казаки в соседнем замке нашли и оприходовали симпатичный погребок на 60 000 бутылок. Но утром следующего дня к месту действия у Фер-Шампенуаза подтянулся Васильчиков и картина резко переменилась. Кроме кавалерии, Васильчиков привел с собой три батареи конной артиллерии и так прижал французов, что те, всего за пару часов и задолго до Миши Горбачева поняли, что высшая человеческая ценность это, без сомнения, жизнь, а потому обоз это не главное и наносное и вообще надо самим как-то прорываться. Домой, к мамке. Васильчиков вроде бы не возражал, но мост отступления построил на наших гвардейских кирасиров, только что трепавших маршалов Мармона и Мортье совсем неподалеку. В общем, тех французов спаслось не более 500 человек. По самым смелым подсчетам.
Тут вроде бы надо плавно перейти к разговору о самом лучшем кавалеристе той войны, ну и доказать соответственно, что наши лучше всех, но делать я этого не собираюсь. На гербе Васильчикова стояло «Жизнь — царю, честь — никому». Слепому ясно, что он воевал не ради славы. Так зачем оскорблять память человека, служившему Отечеству, всякими сравнениями, от которых за версту несет мерянием пиписьками? И главное, такие, как Васильчиков, для меня всё равно гораздо лучше самых лучших. На самом верху, в генеральском мундире, он представляет для меня особый, высший тип русских офицеров. Знавших и любивших своё дело, которых, куда ни поставь, в какую дыру ни загони, они всё равно окажутся, в конце концов, в решающем месте. И когда надо, они скуют, и когда надо, они сокрушат. Незаметно сделают невозможное и свершат небываемое. И в награду себе попросят всегда одного и того же. Чтобы им не мешали.
После войны Васильчиков сперва командовал гвардейской кавалерией, а потом и всей русской гвардией, но после волнений в Семеновском полку ушел в отставку, посчитав себя морально ответственным. А когда декабристы только вывели на Сенатскую войска и ситуация была зыбкой и неопределенной, Васильчиков без промедления, одним из первых, встал на сторону царя и затем именно он, теперь уже самым первым, предложил картечь в качестве решения. Колеблющемуся Николаю объяснил по-солдатски прямо «Это необходимо для спасения вашей Империи». Теперь ясно, что после 1917 года имя Васильчикова оказалось в самом черном списке, но вот только облить это имя дерьмом оказалось практически невозможно. При большом желании еще можно было поговорить об отсутствии у него глубокого образования и проницательного философского ума. Но вот куда спрятать прямоту, мужество, благородство и бескорыстие Васильчикова, которые отмечалось всеми, везде и всегда. А потому имя его было решено просто не упоминать, вымарать.
Но всё это случится потом, а пока верность, решительность, прямота и ясность суждения сделали Васильчикова незаменимым для Николая. В итоге, в 1838 году он назначил Васильчикова председателем Совета Министров, а через год возвел в княжеское достоинство. Интересно, что на свое назначение тот отреагировал весьма оригинально, по-васильчиковски «Боже мой! До чего мы дожили, что на такую должность лучше меня никого не нашли», но место принял и должность исполнял до самой своей смерти в 1847 году.
Кто-то из образованных и продвинутых наверняка скажет «Конечно, сумел автор в свою биографическую справочку напустить патриотизма. Только зря это. Персонаж, может, лично и симпатичный, но как ни верти, генерал второстепенный, как государственник ещё слабее, а если копнуть, так вообще сатрап и душитель» Да и ладно. Я даже спорить не буду. В скромной надежде, что кто-то другой, поглупее и попроще, ну, в общем, из тех придурков, что любят свою мать просто за то, что она их мать, найдет в своей благодарной памяти место ещё для одного русского имени – Илларион Васильевич Васильчиков.
»Падонки и история
»Матерный раздел