долго и жестоко, выбивая своим офицерским жилистым хуем дурь и высокомерие из упругого девичьего тела. Она стонала, пыхтела, плакала и просила у меня прощения. Я порвал на девушке платье и трусы. Толкал в ее узенькую пизду, как в топку паровоза, потом расхрабрился и приставил к другой дырке. Тесно. Но жарко и приятно. Аленка мычит и царапается. И так часа два подряд- думал, помру. Потом, почувствовав кончину, вытащил орудие из девичьей задницы, пригнул по хозяйски белокурую головенку к междуножью и сунул за щеку. Она чуть не захлебнулась, ведь в сперме той все мои обиды, злоба, одиночество и бессонные ночи были. А после салфеткой утерлась, прилегла на грудь ко мне обессиленно, как пава раненная, посмотрела в глаза по серьезному и в любви призналась. А я ее поцеловал в губы торжественно, а потом дудочку погладил тайком. Спасибо тебе, Кузьма Ермилыч, покойся с миром. Настоящий был мужик, да еще волшбарь, как оказалось. Одним словом- советский председатель.